Приключения-1966

22
18
20
22
24
26
28
30

Так стал я адмиралом Карибского моря. Очень красивый сшили мне мундир. Всюду галуны: на рукавах, на воротнике, на груди, на боках, на спине и даже ниже. Но я по-прежнему взбалтывал коктейли. И когда я тащил в салон очередную порцию «Бешеного дьявола», адъютанты становились передо мной во фронт. А бежать из Голубого дворца стало трудно. При мне, адмирале, теперь неотлучно находился флаг-офицер. Он даже спал в соседней комнате. Оставалось надеяться только на судьбу и мадонну Гваделупскую. И они мне помогли.

Однажды утром зовут меня к эль президенте. Отец и Благодетель сидел трезвый, как поп перед обедней, и, морщась, тер лысину.

«Собирайся, хомбре, в плавание. Даю тебе наш лучший военный корабль — тяжелый крейсер «Гроза морей».

Я чуть не заплясал от радости. Плавание! Открытое море! «Ревущие сороковые», мыс Горн! У меня в ушах засвистел уже добрый фордак[15]. Ах, диос! Не пришлось мне на этот раз проветриться в ревущих широтах.

Моменто, сеньор! Сейчас объясню вам, куда послал меня плешивый пьяница. Припомните-ка, сколько государств понатыкано на Перешейке и на островах Карибского моря. Всем им я должен был нанести дружеский визит, показать союзникам наш флаг и нашу морскую мощь. Это было связано со «сборищем в Панаме президентов этих государств. Был там и президент гринго, тот, прежний, которому в Японии показали поворот от ворот. Помните, сеньор, такое сборище? Они совещались, как состряпать еще одну НАТО. «Карибскую НАТО».

Эль президенте опять принялся мрачно насандаливать свою плешь и сказал мне:

«Я ехать на совещание не могу. «Гориллы», собачьи морды, что-то затевают. Но я — это я! И ты будешь представлять на совещании мою высокую особу. Ты передашь мое личное письмо моему закадычному другу и союзнику из Белого дома. Я пишу о духовных узах, связывающих две наши великие демократии. Ты все понял? Только на Кубу не заходи. Эти барбудос все сплошь рохо и дикари из джунглей.

Не понравилась мне эта затея. Не хочу я вмешиваться в высокую политику. И всякие там духовные узы, это тоже не по моей части, а сколачивать новые НАТО, на это я, клянусь морем, никак не согласен! Но у меня под ногами будет палуба, вот что главное! Об этом я мечтал, клянусь морем!

«Сделай мне запасец «Бешеного дьявола» и плыви с богом, — закончил наш разговор эль президенте. — «Гроза морей» к походу готов, команда укомплектована. Денег я тебе на плавание не дам. В казначействе сейчас временные небольшие затруднения. Но в первой же дружественной столице обратись в наше посольство, и тебе выдадут кучу денег. Отправляйся же, мой верный эль альмиранте!»

Я скомандовал себе аврал, наболтал для эль президенте десять галлонов «Бешеного дьявола» и помчался в военный порт. Мне не терпелось взглянуть на мою «Грозу морей». О, мамита миа! Не на тяжелом крейсере развевался мой адмиральский брейд-вымпел, а на дряхлом «либерти». По некоторым приметам я с первого взгляда узнал ту самую посудину, на которой возил вам в Кольский залив яичный порошок и свиную тушенку. Но она за прошедшие годы кое-что потеряла и кое-что приобрела. Потеряла она форштевень — может быть, от удара о рифы, а может быть, пьяный кэп врезался с ходу в пирс. На месте разбитого форштевня приварили какую-то перекошенную балку, и «Гроза морей» стала похожа на боксера, которому на ринге своротили нос. А приобрела она тонны грязи. Жирная грязь была всюду: на палубе, в кубриках, даже на мостике. Собирали ее, видимо, со всех уголков земного шара. А еще прибавились здоровенные, как собаки, крысы! Тоже, наверное, со всех доков мира. Душа корабля — компас, не так ли, сеньор? Но если бы вы видели компасную установку «Грозы морей»! Нактоуз английский, колпак французский, котелок норвежский, а поплавок с картушкой — японский. Его покупали по частям у портовых старьевщиков. А команда! О господи! Шваль, вонючие бичкомберы, подонки из портовых ночлежек. Вы спрашивали, были ли на «Грозе морей» офицеры. Были! Обо всех говорить долго и неинтересно. Я расскажу вам только про двоих, а по ним вы сможете судить и о всей остальной офицерской банде.

Командиром крейсера был фрегат-капитан. Ох уж эти современные фрегат-капитаны! Они повесят койку поперек корабля, они способны плюнуть на палубу и свистеть на шканцах. Матросы в первые же дни прозвали его Краб. У него были такие выпученные глаза, будто его крепко стукнули по затылку. И фигура у него была крабья, толстая и круглая со всех сторон, не поймешь, где перед, где зад, как у троллейбуса. А когда он подносил ко рту рюмку, так раскрывал пасть, что видна была гортань. Что там гортань — кишки видны были!

А у старшего механика, корвет-капитана, мне сразу не понравились глаза. Какие-то такие... ко всему принюхивающиеся. А как они пили, эти два пирата! Они и молитву «Отче наш» читали, наверное, так: «Отче наш, бутылку джина, какую побольше, даждь нам днесь!» О, святая мадонна, зачем ты свела меня с этими пьяницами и жуликами?!. В этот же день, с отливом, мы подняли якоря и вышли в море, показывать друзьям и врагам нашу морскую мощь. И с первых же оборотов винта мы услышали, как наша морская мощь противно скрипит на ходу всеми своими суставами, словно дверь на несмазанных петлях. Началось наше плавание! «Молитесь, женщины, за нас!» — как поют в старинной матросской песне.

Предлагаете еще выпить? Не откажусь, сеньор. Очень мрачно у меня на душе. Двойной солодовой скоч-виски? О, это по-джентльменски, как говорят проклятые янки. Нужен официант? Постучите по столу монетой, и он прибежит... Вот и он, видите?

В первом же порту, в столице нашего соседа, когда отгремел салют наций с борта «Грозы морен», я напялил адмиральский мундир, прицепил крест «За спасение Родины» и взял пеленг на наше посольство. Посол не очень обрадовался моему визиту. Он был какой-то встрепанный, наш амбасадоре. Он сказал, что не может связаться с нашей столицей и никаких денег для меня в посольстве нет. «Выкручивайтесь сами, эль альмиранте, как знаете!..» Я вернулся на наш мощный крейсер и приказал подать обед. По военно-морскому уставу, я, адмирал, должен обедать один. Никого, кроме вестовых. А тут, вижу, протискивается в дверь салона целый троллейбус — фрегат-капитан и начинает орать: «Не ждите обеда, эль альмиранте! Нам нечего жрать! И команда воет от голода. Они собираются атаковать ваш салон. Провианта в плавание нам не дали, и денег, вы знаете, у нас нет. Что будем делать?» Я ответил, что деньги, целую кучу песо или долларов, на наш выбор, мы получим в следующем порту. А сейчас пусть выкручивается как знает. «В конце концов крейсером командуете вы! — начал я злиться. — Вы и думайте, чем кормить команду». — «Я уже придумал, — отвечает он. — Надо продать...» — «Что продать? Наши с вами штаны?» — «За наши штаны, — отвечает, — дадут гроши. А продадим мы пушки». Надо вам сказать, сеньор, что на нашей скрипящей старухе стояли на баке две пушки. Тяжелый крейсер как-никак! И говорю я фрегат-капитану: «Вам что, голову солнцем напекло? А как мы будем демонстрировать нашу морскую мощь?» — «А мы, — отвечает, — распустим слух, что у нас на борту секретное оружие. Будто стреляем мы не какими-то там паршивыми снарядами из старых пушек, а прямо из трубы — стронцием-90».

Подлец подлецом был этот фрегат-капитан, а башка у него здорово варила. Слышали, что придумал? Стронций-90! Но я еще не сдавался. «А салют наций двадцатью четырьмя выстрелами как будем отдавать? Из чего будем стрелять?» А он выпучил свои крабьи гляделки и ухмыльнулся нагло. «Салют будем пробками из бутылок производить. Продадим пушки, так у нас не только на еду — на джин и виски хватит». — «Да кому вы продадите здесь пушки? Это ведь не бананы и не холодильники». — «А вы слышали, эль альмиранте, что существует такая вещь — контрабанда оружием? Я познакомился здесь с отчаянными парнями. Им страсть как хочется пострелять из пушек по здешнему Резиденсио. Очень насолил им ихний эль президенте». — «Как и наш насолил нам, — отвечаю я. — Что ж, такое святое дело и бог благословит. Да и в самом деле, зачем нам пушки? Не воевать едем, а с визитом. Продавайте!»

За одну ночь пройдоха Краб обделал дельце. Утром, при подъеме флага, он подошел ко мне и рявкнул: «Бог, Родина, Свобода! Все обтяпано! Провиант закуплен, оставшиеся деньги в моем сейфе. Есть виски «Белая лошадь». Прислать?» — «Знаю эту марку, — весело ответил я. — Пришлите пару бутылочек. И поднимайте якоря. Потопаем дальше!..»

В следующем порту я тотчас съехал на берег и снова отправился в наше посольство. И тут у амбасадеро был встрепанный вид, как у бойцового петуха после хорошей драки. А на мои слова о деньгах он только руками замахал и забормотал, что не может загарпунить нашу столицу. К телефону никто не подходит, а трубка, видимо, снята, и слышен такой шум и грохот, будто мчатся полицейские машины. «Наверное, у нас начались беспорядки», — подумал я, вернулся на крейсер, вызвал фрегат-капитана и начал ему втолковывать, что на деньги от посольства надежда плохая, поэтому пусть достает деньги из сейфа и кормит команду. А он так выкатил свои поганые глаза, словно его стукнули веслом по затылку. «Какие деньги? В судовом сейфе осталось два песо двенадцать сентаво. Меня обсчитали на снарядах». Тогда я на чистейшем испанском языке сказал ему: «Ты сукин сын, вонючка, подлец и жулик! Я вздерну тебя на ноке за кражу казенных денег!» А он: «На ноке и еще кое-кому можно место найти за подрыв нашей военной мощи. Поэтому заткнитесь и скажите лучше, чем будем кормить команду. Они уже точат свои навахи и поглядывают на ваш салон». — «Ладно, продавайте водолазные костюмы! — махнул я рукой. — Зачем они нам, губки со дна доставать? Можно еще загнать бухту перлиня». А он заупрямился: «Нет, босс, это грошовая сделка».

Вы обратили внимание, сеньор, что он перестал уже называть меня эль альмиранте, стал звать боссом, как будто у нас не военный крейсер, а лавочка по распродаже дешевых вещей. «Я советую, босс, продать судовое динамо. Есть покупатель — паршивый француз, директор сахарного завода. Он дает хорошие деньги. А мы и без электричества обойдемся. Будем пораньше вставать и пораньше ложиться». — «Валяй продавай! — решил я. — Дьявол с ним, с электричеством! У нас даже в столице далеко не у всех электричество. Живут же люди». — «Правильно! — обрадовался Краб. — А если не будет у нас динамо, зачем нам прожекторы, и электрическая плита в камбузе, и холодильники, и вентиляторы, и пылесосы?» Я помчался от него по шканцам, но и этот троллейбус мчался за мной по пятам. «И радиорубку надо продать! Коли связи со столицей нет, радио нужно нам, как негру пудра!»

Сеньор, вы настоящий маринеро, вы угостили меня джином и шотландским солодовым, чистым, не разбавленным. Не буду и я подливать воду в мой рассказ. Теперь я помчусь на всех парусах... Наша морская мощь, наша «Гроза морей» переползла в следующий порт, но и там в посольстве начался все тот же разговор. Столица не отвечает, телефонистка услышала теперь выстрелы. Все понятно! Началась очередная заваруха! У нас их называют революциями. Тридцать генералов, двадцать маршалов и пятнадцать адмиралов вышибают из Голубого дворца нашего Отца и Благодетеля... В этом порту Краб продал оба становых якоря, конечно с цепями и брашпилями, стоп-анкер и даже верпы. А заодно продал спасательные шлюпки, катер, капитанский вельбот, гичку, ялик и оставил только баркас, чтобы съезжать на берег. Офицеры в кают-компании пели и плясали после этой продажи весь день и прихватили даже ночь до собачьей вахты. После склянок я поднялся на шканцы проверить вахтенных. Ночь была тихая, лунная. Я поглядел на один борт, потом на другой — и волосы встали у меня дыбом! Я не верю, сеньор, в привидения, я только боюсь их. А на левом борту непонятно двигались, размахивали руками белые призраки и вспыхивали зеленые адские огни. Я с ужасом подумал, что это горят огни Святого Эльма, а на борт к нам высадилась команда «Летучего голландца». Но, слава мадонне, я увидел толстый зад Краба и, осмелев, крикнул: «Эй, мучачос[16], что вы там делаете?» Фрегат-капитан подбежал ко мне и, как полагается, выкинул руку: «Бог, Родина, Свобода! Мы режем автогеном шлюпбалки, потом будем резать мачту. Я продал их на стальной лом». — «Превращаете «Грозу морей» в общипанную курицу?» — начал я подходить к нему, раздумывая, с какой стороны его ударить — с правой или с левой. «А на какие шиши будем кормить команду? — захорохорился Краб. — И пора уже платить жалованье сеньорам офицерам. Шлюпок у нас нет, так зачем нам шлюпбалки? Подштанники сушить команде?» А вокруг описывал восьмерки старший механик и обнюхивал палубу жуликоватыми глазками, высматривая, где еще что-нибудь плохо лежит* «Утром можно будет начать резать дымовую трубу, — деловито сказал он. — Отличное листовое железо! А мы и без трубы можем плавать, хотя и не так красиво, конечно». — «Шлюпбалки, мачту, трубу! — заорал я. — Вы хотите, чтобы наш крейсер вылетел в трубу? Я выверну вас, подлецов, наизнанку, клянусь морем, так, что ноги у вас меж зубов будут торчать!» — «Брось, боцман, дурака валять!» — засмеялся Краб. Замечаете, сеньор, он уже и боссом меня перестал звать, и я снова стал только боцманом. «Не будь дураком, боцман. В трубу уже вылетел не только этот мощный крейсер, но и весь наш военный флот. Парламент ассигновал на флот уйму денег, купить намечено было настоящий крейсер, парочку миноносцев, пяток морских охотников. Где они? Купили покалеченный, со свернутым носом «либерти» и пару шаланд. А денежки разворовали эль президенте и министры. Вот это деловые люди! А ты поднимаешь крик из-за какой-то шлюпбалки! Пойми: завтра у нас с тобой будет хорошенькая бутылочка джина!» Он при этом так раскрыл пасть, что видны стали кишки. Уже предвкушал стаканчик!

Ничего не скажешь — умно, правильно рассудил поганый Краб. Но я возмутился. «Ты сравниваешь меня с этими вонючками президентами и министрами? Нет, эта компания не по мне!» И я так хряснул его по башке, что он брякнулся на палубу, как прирезанная корова. Но тотчас вскочил и влепил мне «датский поцелуй». Не знаете, что это такое? Удар головой в переносицу врага. Теперь я полетел на палубу сбитой кеглей. А потом мы сцепились, как два скорпиона. Матросы взвыли от восторга и начали ставить, кто на меня, кто на Краба. Мы превратили друг другу физиономии в бифштексы с кровью и только тогда разошлись по каютам.