Метров двадцать мы шли по траншее, затем вступили в последний на нашем пути подвал. Он был пуст. На полутемной лестнице, которая вела на улицу, сидел белобородый поляк. Старый солдатский мундир с крестами мешком висел на его худых плечах. На коленях у старика лежала охотничья двустволка. Ее треснувшее ложе было стянуто проволокой. Услышав наши шаги, старик обернулся и кивнул головой в сторону подвала:
— Я вот дежурю пока… Нельзя никого на улицу выпускать, здесь стреляют… А может, там и нет никого?
Он пристально присмотрелся, остановив взгляд на моих погонах, затем встал.
— Ваше благородие… Кто вы такой? — торопливо, смешивая польские и русские слова, спросил он. — Неужто русский?
— Русский летчик… капитан! — ответил за меня Юзеф. — Вы, дедушка, караульте строже.
Старик вытянул руки по швам, выпятил грудь:
— Слушаюсь, пане плютоновый![21] — с неожиданной силой, по-солдатски четко ответил он. Потом улыбнулся, сунул руку в карман и показал нам сухарь: — Это ваш, советский, с неба…
Он был очень истощен и, казалось, потерял всякое представление о жизни, утратил грань между прошлым и настоящим. Именно это на минуту пришло мне в голову, когда я увидел его мундир и старые медали. Но тут же почувствовал, что ошибся. Я был свидетелем чего-то гораздо более сложного и значительного. В дни смертельного голода и губительного огня, видя несчастья своей родины, старик взял в руки оружие. Он собрал в своей памяти все, что в его прошлой жизни было связано с солдатской стойкостью, самоотверженностью. Кто и зачем поставил его на этот никому не нужный пост? Кто знает! Может быть, он сам решил оставаться тут под огнем, чтобы охранять «гражданских людей»?.. Старик был военным до мозга костей и выполнял свой долг…
Мы поднялись по ступенькам и вошли в подъезд. Дверь косо висела на одной петле.
Юзеф вдруг прикрыл рукой глаза:
— Пятый день света белого не вижу. Все больше по подземельям… Только рассветает, а мне сейчас так глаза резануло, будто уже полдень…
Улица была завалена грудами кирпича и камня. На самую высокую кучу нелепо взгромоздился и прочно стоял на ножках стол — самый обыкновенный обеденный стол, закинутый туда взрывом. Из-за ближних развалин часто бил миномет. То и дело рвались мины. Через улицу перебегали группки людей… Я видел, как бежала с чемоданом, держа за руку мальчика лет семи, высокая женщина в мужском долгополом пальто. За ней, согнувшись под тяжестью сундучка, спешила старушка в старомодном коротеньком пальто и высоких ботинках на шнуровке. Они скрылись в подъезде какого-то дома, который глядел на улицу пустыми глазницами окон.
Разглядывая исковерканные стены домов, я думал: «Как тут найдешь Дмитрия?»
Помню, что несколько раз повторил это про себя, и мысль о Дмитрии помогла мне побороть тяжелые впечатления от увиденного в пути, собрать волю. Я решительно шагнул из подъезда.
Мы пересекли улицу, то и дело спотыкаясь среди обломков. Следовало бы перебегать от укрытия к укрытию, но бежать я не мог — долгий переход по подвалам и траншеям вконец измучил меня.
— Ложись! — крикнул я по-русски, заслышав быстро нарастающий свист мины.
Мы бросились на землю. Острые камни впились мне в ладони, в колени, в щеку. В ту же секунду над самым ухом провизжали осколки, по затылку прошла горячая волна, а за ней по спине забарабанили мелкие камешки… Пронесло!..
Перейдя улицу, мы опять очутились в подземной траншее и проползли по ней метров двести до подвала. Встретившиеся нам повстанцы сказали, что мы находимся под домом, который накануне заняли фашисты. К сожалению, выбить их не удалось: у повстанцев не было ни гранат, ни взрывчатки.
— А вдруг именно на этот дом упал Дмитрий? — с волнением произнес я.
— Вряд ли, — ответил Юзеф. — Здесь весь верх снесло взрывом…
ebooksa