— Кое-что добыл для следствия. — Он достал из ящика стола квадратик плотной бумаги. — На примусе Луцаса обнаружен жирненький отпечаток большого пальца… Чей пальчик нам заполучить? Думай, следователь, думай, добывай факты… Из аэропорта сразу ко мне приехал?
— Ну да, — удивился Борис, — а куда еще?
— Домой, например… Позвони.
Трубку взяла Евгения Дорофеевна, она ничуть не удивилась тому, что сын уже в Пригорске, только сказала:
— Лена пошла оформлять отпуск. Если найдешь время, встреть ее у треста.
— Не могу, мама, работы очень много.
— Не забудь, сегодня передача, Лена выступает, надо бы тебе дома быть. Гости придут: Васин и его друг — журналист.
— Буду к передаче, успею.
Помолчали, Вермишеву всегда нравилось общество Туриева. Неторопливый в суждениях, какой-то основательный, Борис напоминал ему себя в далекой молодости. Нравилось ему и то, что Туриев всегда имел свою точку зрения на то или иное обстоятельство и довольно часто начисто разрушал версии, построенные Вермишевым.
— Ну-с, — проговорил Дмитрий Лукич, — исследуем эту штуку, — он покрутил в руках портсигар, — знатная вещь. Портсигары модны были до войны. Владелец такого, — Вермишев, положив портсигар на раскрытую ладонь, залюбовался им, — внушал особое уважение. Это как сейчас среди молодежи: ходишь в джинсах, таскаешь с собой транзистор фирмы «Сони» или еще там какой — поклонение среди сверстников обеспечено. Для каждого конкретного времени — свои ценности.
— Золото — всегда ценность.
— Но монограмма — латинскими буквами.
— Ну и что? Рига.
Дмитрий Лукич включил радио. Звучало «Болеро» Равеля. Вермишев поморщился, нажал кнопку…
— Одна и та же мелодия — на четверть часа, хоть и красивая, но утомляет. Мы кое-что без тебя тоже сделали… Исправили твою оплошность.
—?
— Не делай удивленных глаз, Борис Семенович. В нашей работе надо все проверять и перепроверять, если даже до тебя ту или иную операцию провел, работник органов. Мы еще раз осмотрели промоину, в которой были вещи Луцаса и вот что нашли! — Дмитрий Лукич победоносно улыбнулся и положил перед Борисом жестяной коробок, — в таких обычно продается зубной порошок, — видимо, тот, кто прятал вещи, решил, что в этой коробочке — средство для чистки зубов. Ан нет! — Вермишев раскрыл коробок. В нем лежал сувенирный томик стихов Тараса Шевченко форматом чуть больше спичечной коробки. Дмитрий Лукич полистал его толстыми пальцами. — Все страницы томика девственно чисты, за исключением шестнадцатой, шестьдесят четвертой и сто двадцать восьмой. Обратил внимание? Все цифры — кратны шестнадцати, раздели, что получается? Один, четыре, восемь. Простейший шифр. Но — к чему? Это предстоит выяснить. Если есть шифр, — есть и область его приложения. Пойди к себе, подумай, Борис.
— Хорошо.
Говорят: работа — второй дом. И хотя Борис в своем кабинете бывал достаточно редко, — он любил эту комнату. Торцевая, она летом хранила прохладу, а зимой бодрила холодком. Ему нравился старый диван с уже лоснящимися спинками, кресло далеко не первой молодости, приземистый рабочий стол — рижский, полированный. Он в своем кабинете чувствовал себя спокойно, думалось здесь легко. Борис, по обыкновению, включил верхний свет.
Глава четвертая