Поединок в горах

КРАЗ уходит в горы

Прицеп нашего тягача — трейлер — похож на железнодорожную платформу. Под ним вертятся два десятка колес. Турбина давит на корму КРАЗа всеми сорока тоннами, и нос дизеля подпрыгивает на выбоинах, словно катер на волне.

В Кадыре, на железнодорожной станции, когда турбину опускали на трейлер, рельс, подложенный для упора, лопнул, как щепка. Пришлось подложить три рельса. Инженер автотреста предупредил: «Смотрите, стоимость груза тридцать две тысячи».

Встречные машины вежливо прижимаются к обочинам. Шоферы глядят нам вслед, затыкают уши, оглушенные ревом.

С высокого сиденья КРАЗа все встречные машины кажутся приземистыми, маленькими.

— Ну как, Петюк?

Петюк заметно ожил. Слетело с него сонливое похмелье. Прислушивается к двигателю, следит, как тяжелый тягач отзывается на повороты руля. Чувствую, как в нем трепещет туго натянутая шоферская струнка.

— Машина что надо.

Удивительно получается — еще недавно не он, а я сидел вот так же, справа, изучая повадки водителя… А курточка на «учителе» заметно поблекла. В пятнах. Видать, остались пометки с того вечера, когда разбирали его машину.

И транзистора с ним нет.

КРАЗ подминает под себя километры, сотрясает асфальт. Я ощущаю особое, понятное водителям чувство радостной приподнятости: оно приходит, когда ты словно сливаешься с машиной, становишься ее частицей. Такой же необходимой и подчиненной ей как сервомеханизм или диффер.

Все беды забываются в такие минуты. Все достижимо, все возможно.

Впереди над белыми цепями Саян в облачном небе прорезается голубая полынья. Края ее полыхают огнем. Полынья растет. Облака мало-помалу расползаются в клочья, в дымки, в нити; нити становятся все тоньше, закручиваются.

Там, наверху, сильный ветер, он вьет из нитей пряжу.

Снег наливается голубизной. Выходит солнце.

— Ничего будет денек, Петюк.

— Ничего. Только ветер. В горах будет трудно.

Начинается подъем. Пока еще здесь нет крутых виражей. Главные перевалы впереди. Я передаю баранку Петюку: пусть обвыкает.

Приятно растянуться на просторном сиденье КРАЗа после напряженной работы. Каждая косточка стонет.

Лауринайтис пристроился к нам в хвост. Петюк пытается освободить тракт и пропустить «газик», но тот, в свою очередь, притормаживает и плетется сзади, как на буксире. Петюк понимающе усмехается.