У крыльца колонии уже давно замер гул рельса — звонок на работу. Юсуф, уходя, плюнул в сторону пекаря. Заремба, идя за ним, неизвестно кому погрозил кулаком. А Яким, оставшись один, пробормотал про себя:
— А Охнарь молодчага, дал им жизни. С таким можно дела делать. Только жидковат, шею сломит.
Драка на поляне окончательно открыла Охнарю глаза на колонию. Нечего и надеяться пожить здесь по-человечески. И действительно ли Заремба, Охрим Зубатый, Юсуф, Юля Носка знали вкус тюремной похлебки? Может, заливают? Пасть до такой степени, чтобы идти на сыск за своим товарищем, отбирать карты! «Подмазываются к дикобразам. Без мыла хотят в фраера пролезть». Дольше тянуть здесь не имело смысла, и Ленька решил бежать. Надо только запастись чем-нибудь на дорогу. Не было еще случая, чтобы он уходил из какого-нибудь детдома с пустыми руками.
Однако ни воровать, ни бросать богадельню в одиночку не годится. Мелкое жулье, беспризорники были всегда крепки спайкой, товариществом. Дружной ватагой легче жить и заниматься своим опасным ремеслом. Да и скучно, как неприкаянному шарику перекати-поле, толкаться по белу свету. И Охнарь стал искать напарника для будущего грабежа, обдумывал, что лучше свистнуть в колонии.
Ему уже рассказали о том, как Яким Пидсуха встретил на пекарне исполкомовцев-активистов. Накануне драки у Бакитькиного хутора Яким приходил в лес за сухими корягами для печи, сушняком на растопку и видел, как Охнарь обыграл в карты «френчика» и заставил работать за себя. И тогда, на поляне, и позже, на крыльце веранды, яблоки у Охнаря он отбирал по закону сильного и немого соучастника: так поступали люди преступного мира. Значит, Яким «свой»? Так про него и передавали. Жили Пидсухи в селе, недалеко от знаменитого Гуляй-Поля — гнезда батьки Махно. Якимов отец с пулеметом на тачанке и под черным знаменем сопровождал в походах гривастого атамана и то ли сгинул от пули бойцов Котовского, то ли затерялся за Днестром в просторах Румынии, куда улепетывали остатки разгромлённых банд. Мать Якима гнала самогон, в хате их часто слышались разгульные песни, пьяный, бешеный перепляс каблуков; потом она загадочно исчезла из села, и никто ее больше не видел. Одни говорили, будто ее увез анархист поп-расстрига, другие — что Пидсушиха испугалась чекистов и сама сбежала в просторы далекого Алтая. Осиротевшего хлопца поглотила жадная улица. Несколько лет назад его судили вместе с тремя другими беспризорниками: они накинули петлю на шею пожилой, богато одетой женщине, потащили ее в подворотню, чтобы ограбить, но по дороге она скончалась от удушья.
Охнарь задумался: не сгодится ли ему Яким в товарищи? Правда, великоват, настоящая колокольня, да не один ли черт? Конечно, в колонии он пользуется почетом — пекарню доверили, но все же не похож на активиста: на собраниях не выступает, не призывает лучше ишачить, держится в стороне. Едва ли такой окажется предателем и выдаст.
Осторожно действовать Охнарь не любил и не умел. Дождавшись, когда колонисты разбрелись по спальням, он тихонько отправился в пекарню. За соснами дотлевала заря, и казалось, что там разбросан жар, головешки от погасшего костра. На хуторе у Бакитьки хрипло надсаживался пес, потом вдруг начинал визжать, точно его били. Охнарь зябко ежился: что это холодно стало, никак, туман опускается? Света в окошках не виднелось, и он подумал, не завалился ли парень на кровать, когда едва не наступил на его длинную босую ногу и вздрогнул.
Яким тихо, как домовой, сидел на пороге, дверь в чулан была открыта. Он был в одних трусах, смутно выделялись здоровенные плечи, темные от загара длинные руки. Наверно, решил перед сном подышать свежим воздухом, вечер-то, оказывается, душный, роса и не собиралась выпадать, скорее похоже, что с неба еще оседает дневной зной.
— Я думал, ты уже кемаришь.
Минут пять Яким молчал, словно не замечая Охнаря. Наконец обронил:
— Ну, а если и кемарю, тебе не все одно? Душа за меня болит?
— Во, не хватало! По мне, хоть провались со своей хлебней.
— Чего ж шатаешься, как серый?
Прием был далеко не дружелюбный. Однако где, кто и когда радушно принимал Охнаря? Лишь несколько прежних уличных дружков знали, что он рубаха-парень и всегда готов поделиться с товарищем последней папиросной затяжкой, глотком воды, а в случае нужды и пожертвовать за него свободой.
Ленька присел рядом на порог.
— Я зачем пришел: огоньку у тебя нету?
Опять Яким долго молчал.
— Колонию, что ли, собрался поджечь?
— Цигарку.
— Любишь курить — имей свои серники. Где ж твоя цигарка?
ebooksa