Хижина

— Я понимаю, Мак. Мы завершаем с тобой круг. То, что вчера ты простил своего отца, сегодня помогло тебе узнать как Отца и меня. Тебе нет нужды объясняться.

Почему-то Мак догадался, что они приближаются к концу долгого пути и Папа старается помочь ему сделать последние шаги.

— Не существует способа обрести свободу, не заплатив за это, как ты сам знаешь. — Папа опустил глаза, шрамы отчетливо виднелись на его запястьях. — Я знал, что мое Творение взбунтуется, захочет независимости и смерти, и я знал, что мне будет дорого стоить открытие пути к воссоединению. Ваша независимость воплотилась, как вам показалось, в мир хаоса, непредсказуемый и пугающий. Мог ли я предотвратить то, что случилось с Мисси? Да, мог.

Мак поднял глаза на Папу, он взглядом задавал вопрос, который не было нужды высказывать вслух. Папа продолжил:

— Во-первых, если бы Творения не было вообще, все эти вопросы отпали бы сами собой. Во-вторых, я мог бы избрать для себя активное вмешательство в случае с Мисси. Первое даже не подлежит рассмотрению, а последнее не может служить предметом выбора, учитывая те цели, которые ты сейчас не в силах постичь. Поэтому все, что я могу тебе сейчас предложить в ответ — это свою любовь и доброту и наши с тобой взаимоотношения. Я не желал смерти Мисси, однако это не значит, что я не могу обратить ее смерть в добро.

Мак печально покачал головой.

— Ты прав. Я не слишком хорошо понимаю. Мне показалось, я увидел проблеск света, а затем вся моя тоска и опустошенность поднялись в душе и сказали мне, что все, что я вижу, не может быть правдой. Но я все равно верю тебе… — И добавил вдруг, словно натолкнувшись на новую мысль, удивительную и чудесную: — Да, Папа, я все равно тебе верю!

Папа в ответ просиял:

— Я знаю, сынок, знаю.

С этими словами он пошел дальше, а Мак последовал за ним, и на сердце у него стало легче и спокойнее. Вскоре начался сравнительно легкий подъем, и они убавили шаг. Время от времени Папа останавливался и постукивал палкой по валуну или крупному дереву у тропинки, помеченным тем же самым значком, небольшой красной дугой. Прежде чем Мак успевал задать вопрос, Папа поворачивался и шагал дальше.

Постепенно лес начал редеть, и Мак видел за деревьями обнажения блестящих сланцев там, где ледник снес участки леса в те далекие времена, когда еще не было протоптано этой тропы. Один раз они сделали короткий привал, и Мак выпил холодной воды, которую Папа нес во фляге.

После привала тропинка пошла круто вверх, и они еще больше замедлили шаг. Мак прикинул, что они идут уже часа два; наконец они вышли из лесной зоны. Он видел, как тропинка тянется по горе все выше, но сначала им следовало обогнуть большую скалу и пересечь засыпанный валунами участок.

Папа снова остановился.

— Мы почти на месте, сын, — сообщил он, протягивая Маку флягу.

— Правда? — спросил Мак, оглядывая печальное и пустынное поле камней, раскинувшееся перед ними.

— Да! — Это все, что ответил ему Папа. Он выбрал небольшой валун рядом с тропинкой и, прислонив к нему рюкзак и лопату, сел.

— Я собираюсь показать тебе нечто такое, что причинит сильную боль.

— И что же?

Мышцы живота у Мака сжались, он опустил кирку и, усевшись, положил подарок Сарайю на колени. Ароматы трав, усиленные утренним горным солнцем, наполнили его душу ощущением красоты и спокойствием.

— Чтобы помочь тебе перенести то, что увидишь, позволь снять с твоей души еще один камень.