Мак понял, о чем идет речь, и, отвернувшись от Папы, уставился в землю, словно пытаясь просверлить взглядом дыру в земле у себя под ногами.
Папа заговорил мягко и ободряюще:
— Сын, я не собираюсь тебя стыдить, унижать, обвинять или порицать. Ведь от этого не возникнет ни единого грана целостности или праведности, а именно ради них Иисуса на кресте унижали, обвиняли и порицали.
Он помолчал, дожидаясь, когда мысль дойдет и смоет с Мака смущение, и продолжил:
— Сегодня мы стоим на пути исцеления, завершая эту часть твоего путешествия, не только для тебя, но и для остальных. Сегодня мы кинем в озеро большой камень, и ты даже не представляешь, как далеко разойдутся круги. Ты ведь уже знаешь, чего я хочу, правда?
— Боюсь, что знаю, — пробормотал Мак, чувствуя, как эмоции заполняют его.
— Сынок, тебе надо сказать, назвать это вслух.
Теперь ничто не сдерживало Мака, и горячие слезы катились по его лицу, и, рыдая, он начал свое признание:
— Папа, я никогда не смогу простить сукина сына, который убил мою Мисси. Если бы сегодня он был здесь, не знаю, чтобы я с ним сделал. Я понимаю, что это неправильно, но я хочу, чтобы ему было больно, так же больно, как больно мне… если я не могу добиться справедливости, я все равно жажду мести.
Папа позволил потоку чувств выплеснуться из Мака.
— Мак, для тебя простить этого человека означает отпустить его ко мне и позволить мне спасти его.
— Спасти его? — И снова Мак ощутил пламя гнева и боли. — Я не хочу, чтобы ты его спасал! Я хочу, чтобы ты сделал ему больно, наказал его, отправил в ад… — Голос его сорвался.
Папа терпеливо ждал, когда волна эмоций вновь отступит.
— Я не в силах забыть того, что он сделал! Да разве такое возможно? — взмолился Мак.
— Простить не значит забыть, Мак. Это значит перестать душить другого человека.
— Но мне казалось, ты забыл наши грехи?
— Мак, я Бог. Я ничего не забываю. Я знаю все. Поэтому забыть для меня означает сознательно себя ограничить. Сын мой, — голос Папы сделался совершенно спокойным, и Мак взглянул прямо в его глубокие карие глаза, — благодаря Иисусу больше нет закона, требующего, чтобы я держал в голове все ваши грехи. Они исчезают, когда речь заходит о тебе и обо мне, они никак не влияют на наши с тобой взаимоотношения.
— Но ведь тот человек…
— Он тоже мой сын. Я хочу его спасти.
— И что потом? Я прощаю его и все у нас прекрасно? И мы становимся приятелями? — Мак говорил негромко, но с сарказмом.