— Как обычно, хотя, если тебе нужно, могу пораньше на часок.
— Отлично! Там и поговорим. Бывай!
Покидая отца, Алешка обернулся, помахав тому рукой. Садясь на мопед, он словно что-то почувствовал и резко обернулся, но никого не увидев, успокоился. Он так и не заметил напряженного, обеспокоенного взгляда, устремленного на него со стороны лесополосы.
— Если бы камень все эти годы был у кого-то из нас, вряд ли он смог так долго это скрывать. Такую вещь нельзя просто спрятать. Рано или поздно о ней бы кто-нибудь все равно узнал, и тайна раскрылась. Пойми! В те годы мы нуждались в деньгах! Этот камень был нашим единственным шансом выбраться из этой дыры, и начать новую жизнь. Ради этого мы пошли на преступление, — я осеклась, и привалилась спиной к стене, отвернувшись от внимательно слушающего меня мужчины, — на наших руках кровь. Я не верю, что укради камень кто-то из нас, он смог бы это скрыть. Хотя, его могли просто продать…
— Его не продавали, это я знаю точно. За последние пятнадцать лет на рынке камней не всплыл ни один карбонадо с такими характеристиками. Даже если бы его раскололи, это все равно был бы он.
— Раскололи?
— Ты даже не представляешь, на что могут пойти преступники, чтобы замести следы.
— Но это же Странник! Он бесценен!
— Они могли решиться рискнуть и потерять несколько миллионов. Для того, кто пошел на убийство, это бы не составило труда.
— Не представляю, как можно было сделать такое! — искренне сказала я.
Он склонил голову набок, по-прежнему не сводя с меня взгляд. На этот раз я решилась и посмотрела на него, прямо, не таясь. Сейчас мне совершенно нечего было скрывать от него, и я могла позволить себе такую роскошь, как прямой частный взгляд.
— Надеюсь, что не представляешь, — наконец проговорил он, вставая, — думаю, тебе все же лучше лечь спать. Завтра будет тяжелый день.
Он уже вышел, а я все еще невидяще смотрела в пространство, прокручивая в голове наш разговор. Если он прав, то завтра действительно будет трудный день… Ложась в постель, я подивилась способности Харламова переключать мое внимание с одной болезненной темы на другую, не менее болезненную. Хотя, наша пикировка немного меня отвлекла.
С утра был снегопад, но к полудню снова выглянуло солнце и значительно потеплело. Кое-где на тротуаре виднелись лужи подтаявшего снега.
С утра звонил Мишка, но я не захотела с ним говорить. Просто, не была сил слушать то, что он мог бы мне рассказать. Не теперь, когда все мысли были заняты совершенно другим, мне не хотелось слышать его голос, думая о том, что, разговариваю с убийцей Алешки. С таким же убийцей, как и я.
На кладбище мы поехали вместе с Харламовым. Наверное, мне бы стоило возразить и не принимать этой заботы. Но я приняла и поблагодарила. В этот день, на кладбище, мне пришлось многое перетерпеть и со многим смириться, терпеливо дожидаясь, когда бы я могла вернуться домой и тихо поплакать, прощаясь с тетей навсегда. На миг меня покоробило от мысли, что я называю квартиру Харламова домом, но тут же отбросила все сомнения. Дом человека там, где он вынужден сейчас находиться. Разве не так я относилась к этому всю свою жизнь? Так зачем же именно сейчас что-то в ней менять?
Где-то в конце я почувствовала на своем плече чью-то руку, но даже не обернулась. К чему все это? Ведь оба мы знаем, что сейчас хрупкое перемирие между нами закончиться, и наши отношения снова вернуться в привычную колею. Когда у свежей могилы не осталось никого, кроме нас двоих, я повернулась к Харламову:
— Мне нужно забрать кое-какие вещи из ее дома.
— Не возражаю.