— А почему бы людям честно не поддерживать лорда Мору?
— Ах да, конечно, я понимаю, и если это так, пусть голосует за то, во что верит; но я слишком хорошо изучила его мысли, и если он отдаст голос за Мору, значит, вера его раскололась надвое, а такое не принесет добра ни ему, ни нам. Он все время только и говорит, что нужно больше порядка и больше законов! Просто какая-то мания! Конечно, он имеет право идти по выбранному пути, раз принял такое решение, но это пагубный путь.
— Да, вам есть из-за чего переживать, — сказал я.
Наттана досадливо нахмурилась. Пальцы лежавшей на колене руки разжались, и розовый свет падал теперь на ее крепкую красивую кисть и голое колено, едва прикрытое краем юбки.
— Я не переживаю, и уж тем более не страдаю, это именно напряжение. Когда груз жизни слишком велик, человек забывает о страдании и страхе.
— И вы не боитесь перемен, Наттана?
— Нет! Не хочу, но и не боюсь.
— Значит — полнота жизни?
Девушка вздрогнула, резко переменив позу.
— Да. Жизнь полна, и так хочется узнавать, видеть, делать, чувствовать.
Теперь она сидела на краешке скамьи, опершись локтями о колени, подперев подбородок руками, и, задумчиво глядя в огонь, глубоко вздохнула.
— Наттана, — начал было я, но что тут было сказать? — Мне кажется, я понимаю…
— Славно, славно! — прервала меня девушка. — Ничего не важно, главное быть молодым и — Хисом!
В голосе Наттаны почудилась скрытая насмешка, и я почувствовал смутную зависть к своей собеседнице.
— Что же плохого — быть Хисом?
Девушка фыркнула.
— Мы — рыжие.
— У рыжего цвета много оттенков — золотистый, бронзовый…
— А мои волосы вам нравятся?
— Да. Они все время такие разные. Но при чем тут рыжие волосы?