— Проскочишь как-нибудь. Пойдем.
Дичь и Охотник вышли из туалета вместе, демонстрируя трогательное диалектическое единство цели и средств, как сказал бы Питер Ик.
Напротив, возле женского туалета образовалась небольшая очередь из молодых веселых сеньорит. В женском туалете из двух кабин функционировала только одна. Вторую занимал непокоренный «Ленивец.
Не подумав, Живчик сунулся к женщинам, но был отвергнут: очередь встретила его в штыки.
— Сеньор, вам не сюда!
— Сеньор, вы, случайно, не дальтоник?
— Он не дальтоник, а лунатик.
— Я его знаю. Его только что ушибли в свалке.
— Это многое объясняет.
— Прекратите, сеньориты, прекратите! Нельзя смеяться над старым и ушибленным. Мы разрешили бы вам, уважаемый, пользоваться тем, что не положено, но сами видите, как здесь тесно.
— Тьфу! — Расстроенный Живчик отошел от зубоскалок. Он был красен, как вареный омар.
— Вот стрекозы, ведь и вправду не пропустят, — огорченно сказал он Дику Рибейре, который, повязавшись платком, с улыбкой наблюдал, как старик атаковал дверь с надписью: «Les dames».
Но все обошлось. Ленивцу принесли кое-что из старого барахла Рибейры и через несколько минут все трое уже сидели на ковре в каюте Мимуазы и потягивали ром.
— Слушай, Дик, ты все же напрасно от нас бегал, — говорил Живчик.
Сидевший рядом Ленивец ощупывал очень тесные и уже треснувшие в нескольких местах короткие брюки Дика. В его глазах они были королевским горностаем.
— Я думал, что Педро будет вытрясать из меня долги.
— Брось. Педро интересуется только теми зернышками, которые ты привозил прошлый раз.
— Какими зернышками?
— Да как ты их называл — монц, понц?
— Бонц? Это не я их называл, это индейцы их так называют.