— Хочешь кока-колы? — возможно приветливее обратился он к Альберту. Ответом, как бы сказал Ик, было молчание. — Как хошь... Только что из холодильника. Кола ледовая, жгучая, бедовая.
Альберт резко сел на койке.
— Слушай, Женька, объясни мне, как же все-таки получается?
— Об чем речь, милай?
— Ты мне как будто сказал о лекции этого подонка доктора Трири!
— Я.
— Почему же сам не пришел?
Женя развел руками.
— Понимаешь, обстоятельства всякие и... Лоис.
— Да, да, Лоис, любовь, солнце, вода, ветер! Мильон объективных причин. А я пошел. Пошел из-за тебя! И должен был выслушать всю чушь, которую нес досточтимый доктор.
— Надеюсь, там было не слишком жарко? Успокой меня. Иначе я буду думать, что ты перегрелся. Чем же перенапряг твои мозги бедный проповедник?
— Он гад. Беспардонная чудовищная спекуляция на некоторых особенностях развития науки. Такого я еще не слышал! Это очень умный и опасный гад. Я не мог молчать, Женя...
— Ты выступал?
— Я-то выступал, а вот где ты был, скажи на милость? И как ты так здорово все умеешь устраивать, втравить человека, а сам в кусты!
— Ладно, — примирительно сказал Кулановский, — не кипятись. Выпей содовой со льдом, и все пройдет.
— Дело не в этом, Женька! Как ты не понимаешь? Если бы ты там был... У меня нет слов, нет точных слов, чтобы объяснить, какой мерзавец этот Трири! Я сам все одергивал тебя, чтобы ты не совал свой нос куда не следует, а теперь я, я говорю тебе, что этого нельзя так оставить. Это фашист, человеконенавистник новой формации, отлично эрудированный, который может принести страшные беды. Здесь, на Западе, за таким многие пойдут...
— Да мало ли здесь таких, Алька! Нельзя же из-за каждого сумасшедшего...
— Он не сумасшедший.
— Значит, лжец, демагог...
— И лжец и демагог. Но тонкий, умный, артистичный. Он на две головы выше любого политикана. Он обращается к чувству, к разуму и к вере. За ним пойдут не только идиоты.