— Война, — лаконично заметил Пихт.
— Нет, не война, Пауль. На войне стреляют люди. А стреляли не люди. Красные маки. Там больше никого не было. Мы прочесали все поле, Пауль. Стреляли красные маки!
— Выпьем за красные маки!
— Подожди, Пауль. Они ранили генерала Штудента. В голову. Он чудом остался жив. И я чудом остался жив. Я стоял от него на шаг сзади. Клемп стоял дальше, а его убили.
— Выпьем за Клемпа! Зря убили Клемпа! Дурак он был, твой Клемп. Ему бы жить и жить.
— Пауль, ты знаешь меня. Я не боюсь смерти. Я ее навидался. Но я не хочу такой смерти. Пуля неизвестно от кого. Чужая пуля. Не в меня посланная. Может, я просто устал, Пауль? Третья кампания за год. Польша. Голландия. Франция. — Вайдеман наклонился к Пихту, стараясь поймать выражение его стеклянных колючих глаз, но тот смотрел на сцену, на кривляющегося перед микрофоном известного шансонье. Подергивая тощими ногами, тот пел по-французски немецкую солдатскую песню: «Мир сед, мир дряхл, раскроим всем черепа. Шагай бодрей, Рахт, девчонки ждут тебя»...
— Слушай, Пауль, — Вайдеман понизил голос, — Зейц теперь служит у Мессершмитта?
— Именно. Но не у Мессершмитта. У Гиммлера. Он отвечает за секретность работ. А на черта тебе сдался Зейц?
— Не кажется ли тебе, что я прирожденный летчик-испытатель?
Пихт отвернулся от сцены, заинтересованно поглядел на Вайдемана.
— Ай, Альберт, какой позор! Тебе захотелось в тыл. Поздравляю!
— Да ты что, Пауль! — вспылил Вайдеман.
— Я пошутил, полигон тоже не сахар и хорошие летчики там нужны... Но Зейц тебе не поможет. Мессершмитт его не очень жалует.
— Значит, пустое дело?
— С Зейцем пустое. Но почему бы тебе не попросить об этой маленькой услуге своего старого друга Пихта? Пихт не такая уж пешка в Берлине.
— Пауль!
— Заказывай шампанское и считай, что с фронтом покончено. Завтра я познакомлю тебя с Удетом, и пиши рапорт о переводе. Я сам отвезу тебя в Аугсбург. Только допьем сначала, старый дезертир!
Вайдемана передернуло:
— Если ты считаешь...
— Брось сердиться, Альберт! Я же сам стал тыловой крысой. И если тебя тянет в Германию, то меня порой тянет на фронт. Хочется дела, Альберт. Настоящего дела! — Пихт встал, он шатался. — Выпьем за настоящее дело! За настоящую войну, черт возьми!