Когда Пихт сел, Вайдеман снова потянулся к нему:
— Пауль, а тогда, в последние дни Испании, ты знал, что Зейц работает на гестапо?
— И в мыслях не держал.
— Вот и я тоже.
— Только однажды, — пьяно ворочая языком, проговорил Пихт, — произошла одна штука. Но тебя, к счастью, она не коснулась. Ты был на другом аэродроме. Она коснулась Зейца, меня и Коссовски...
— А вот, кстати, и они, — сказал Вайдеман, пытаясь подняться навстречу Зейцу и Коссовски.
Высокий и худой Коссовски был в форме офицера люфтваффе, Зейц — в штатском.
— Чудесный ресторанчик, — рассмеялся Зейц, наливая рюмки. — И прекрасно, что сюда не шляются французы.
— Хорошо бы нам остановиться на Франции, — задумчиво проговорил Коссовски, рассматривая на свет игристое вино. — Нас, немцев, всегда заводит хмель побед так же далеко, как это шампанское.
— Нет, фюрер не остановится на полпути! — ударил кулаком Зейц.
— Значит, «Идем войной на Англию, скачем на Восток», — напомнил Коссовски нацистскую песенку.
— Сила через радость — так думает фюрер, так думаем мы. — Зейц поднял бокал.
— Я вспомнил оду в честь Вестфальского мира, — не обращая внимания на Зейца, продолжал Коссовски. — Пауль Гергардт написал о наших воинственных предках и господе боге вскоре после Тридцатилетней войны, кажется, так:
Вдруг внимание Коссовски привлек невысокий молодой человек с иссиня-черными волосами. Высоко над головой он держал поднос и быстро шел через зал, направляясь к их столику. В этом углу за колоннами сидели только они — Коссовски, Пихт, Зейц и Вайдеман, но обслуживал их другой официант.
Гарсон, пританцовывая, пел себе под нос какую-то песенку.
«Март... Сьерра... Увиньен...» — донеслись до Коссовски слова.
— Простите, господа, — изогнулся в поклоне официант. — Директор просит принять в подарок это вино.
Пихт посмотрел на свет графин. Вино было темно-бордовым, почти черным.
— Пятидесятилетней выдержки, господа!
— Передайте директору нашу благодарность, — проговорил Пихт и начал разливать вино по рюмкам.