— А я и не спать, — охотно вступил в разговор Зиновий. — Вы там все прыгаете, топочете и визжите. Чистый зоопарк. А я волнуюсь как-то. Как уходите, так сразу тишина и покой. Ты вот как считаешь, неужели так и нужно?
— Что нужно? — не понял Олег.
— Ну, что вы там калечить друг друга учитесь, сынок. Неужто милиция вами не интересуется?
— Это спорт, дед — отрезал Олег, — а милиция спортом интересоваться не должна. Пока!
Проходя через стеклянные двери заводского клуба, он услышал ворчливый голос сторожа:
— У боксеров энтих хоть рукавицы толстые, чтоб друг друга не зашибить. А тут прям так хлобыстают…
На улице было морозно. Ветер, правда, дул в спину. Никого из ребят уже не было видно. Мелкие редкие снежинки кружились вокруг фонарей, причудливо бросавших свет на деревья расположенного справа небольшого парка. Ветви деревьев покрылись белыми полосами снега. Ограненные контрастным светом, эти снежные наросты, особенно на толстых ветках, смотрелись рельефно, будто сказочные великаны с выпуклыми буграми бледных мышц.
"А что ты будешь делать, — мелькнула мысль, — если секции действительно закроют? Закончится, наконец, твое сэнсэйство!.. Какой же выбор ты сделаешь? Ведь мать о тебе серьезно беспокоится. Жизнь — слишком сложная и длинная штука, чтобы к ней можно было относиться так безответственно, как ты…"
"Да, вот что надо сделать, — подумал Олег. — Надо позвонить Маринке. Тридцатое декабря как-никак!"
Телефонная трубка обожгла холодом. Замерзший диск проворачивался с черепашьей скоростью.
— Алло?
— Марину будьте любезны.
— Минуту…
Через стекла телефонной будки ничего не видно. Все изнутри заросло толстым слоем изморози от дыхания. Кое-где отпечатались заледеневшие полупрозрачные пятерни, судя по размерам — женские, а может быть, детские.
В трубке послышалась невнятная речь.
— Да! — раздался отчетливо знакомый девичий голос.
— Привет, Маринка!
— Олежка?
— Он самый!
— Можешь меня поздравить! Сдала сегодня зачет по немецкому.