— Знаю, — кивнул я, вспоминая рассказ сына.
— Сначала подумали, что оператор запутался в проводах, — продолжал мой заместитель. — Потом смотрят: он лежит и не шевелится. Решили, что сердечный приступ…
К нам подошел следователь прокуратуры Володарский, который дежурил нынче в горуправлении внутренних дел и приехал сюда с работниками милиции после тревожного сообщения одного из гостей.
— Захар Петрович, — сказал следователь, — я сейчас говорил с телережиссером… Оказывается, снимали не на кинопленку, а на видео…
— Ну и что же из этого? — спросил я, не поняв, какое это может иметь значение.
— Так надо посмотреть, что происходило на свадьбе… С самого Дворца бракосочетаний.
— Когда?
— Сейчас. Тем и хороша видеозапись, — сказал Володарский. — Прямо в ПТС.
— А что это такое?
— Передвижная телевизионная станция, — пояснил следователь. — Автобус у подъезда видели?
— Конечно, — кивнул я. — Идея мне нравится.
Я перебросился несколькими словами с заместителем начальника УВД города Палаевым, поздоровался с Карапетян и Назарчуком, которые продолжали заниматься блюдами с праздничным угощением, и пошел вместе с Володарским в ПТС.
Возле желтого автобуса стояли двое мужчин. Один из них, в джинсовом костюме, оказался телережиссером. Его звали Грант Тимофеевич Решетовский. Второй назвался Александром. Но он мог и не представляться — это был Саша Маяков, без которого немыслимы передачи для молодежи. На этот раз на лице популярного ведущего не было его привычной обаятельной улыбки, он был потрясен случившимся.
— У вас готово? — обратился к Решетовскому следователь.
— Да-да, — откликнулся режиссер.
Мы забрались внутрь ПТС, где было тесным-тесно от всевозможной аппаратуры, которой распоряжалась сосредоточенная девушка в белом халате.
— Садитесь, — предложил режиссер. — В тесноте, да не в обиде… Люба, включай.
Все уставились на экран телемонитора. На нем возникла наша набережная, потом площадь перед Дворцом бракосочетаний, к которой подъехала кавалькада автомашин во главе с “Чайкой”, украшенной разноцветными лентами, воздушными шарами, обручальными кольцами. Двое молодых людей — шаферы — помогли выйти из “Чайки” невесте и жениху.
Да, моя жена была права: Оля Маринич действительно из гадкого утенка превратилась в паву. Стройная и грациозная, в белом платье и фате, с букетом белоснежных роз, она олицетворяла чистоту и женственность. Смущалась, конечно. Как и жених, который был выше ее на голову. Смуглый, с копной чуть волнистых черных волос и большими карими глазами.
Камера наехала на Маякова, стоящего тут же с микрофоном в руках.
ebooksa