Два дня прошли в беготне, в сборах, в последних наставлениях. Напоследок был устроен прощальный ужин в фойе театра. Тетки наши расстарались – и стол был хоть куда. Все говорили, как они любят Антона Хуановича и какой он великий.
У Мерседес глаза блестели, она всех благодарила за брата. Антон сидел с торжественным видом, но иногда подмигивал мне – мол, каково? Надо сказать, что последние денечки он выглядел молодцом, совсем здоровым и веселым. И все театральные наивные люди уверили себя в том, что их художественный руководитель и впрямь отправляется на лечение, а потом вернется. Поэтому прощальный ужин не походил на поминки. В конце даже пели, всё подряд: и из спектакля, и русские народные, и меня заставили по-испански. Мерседес и Солидад были в искреннем восторге, кричали «браво», а меня всю зацеловали. Антон был невероятно доволен и гляделся именинником. Одна я знала, что ему плохо. Сидела рядом на подстраховке и видела, как бьется жилка на лбу, как он прикрывает глаза и иногда ищет и сжимает мою руку. Но он вел себя так, что ни один человек не понял, каково ему на самом деле. Народ подпил хорошо и расходиться не собирался. Но я встала и сказала:
– Дорогие коллеги, пора по домам. Завтра рано вставать, и Антону Хуановичу надо выспаться.
Разошлись все после объятий и поцелуев в прекраснейшем настроении. Я не стала сопровождать Антона в его квартиру, попрощалась прямо в фойе и сказала:
– Вы великий!
Он похлопал меня по щеке своей маленькой ладошкой и произнес:
– Ну-ну! До завтра!
И они с Мерседес и Солидад отправились в апартаменты. Переводчица жила в гостинице.
Утром провожать Антона явился весь театр в полном составе и даже Коля-дерево с мамой пришел. Прощание было тоже оптимистичным. Все твердили одно:
– Возвращайтесь поскорее.
– Непременно, – весело заверял всех Антон.
Мерседес отвела меня в сторону и спросила, говорю ли я по-испански?
– Нет, – ответила я.
И та сделала знак переводчице подойти. Мерседес передала конверт и что-то горячо и быстро говорила по-испански. Переводчица еле поспевала за ней:
– Здесь все наши координаты. Я знаю, как много ты сделала для Антонио Хуана. Вся наша семья очень благодарна тебе. Мы все теперь твои друзья. Обращайся к нам по любому поводу, и тебе ни в чем не будет отказа.
Я все-таки заплакала.
Мерседес поцеловала меня и сказала:
– Не плачь. Антонио не хочет слез. Спасибо, родная.
Я вытерла слезы и улыбнулась. Стали грузить вещи в давно ожидавшую машину. Она была диковинной на вид, очень большая и с одним лежачим местом. Антон уселся с довольным видом рядом с водителем, испанки и переводчица тоже загрузились. Наши стали пихать «гостинцы в дорогу». Антон всех благодарил. Я подошла пожелать счастливого пути, и он спокойно ответил:
– Счастливо оставаться!