Арестованный подумал и, не опуская глаз, горячо заговорил:
— Нет. Если вы говорите о моей служебной деятельности, — я весь тут… как на ладошке. Кроме благодарностей, за мной ничего… Я был на лучшем счету. Спросите в правлении, спросите кого угодно.
Воронов долго говорил о своих убеждениях, о безупречной работе, о безграничной любви к родине.
— Я верю вам, — спокойно и почти ласково сказал майор, когда арестованный кончил. — Я верю вам, но ведь это, к сожалению, слова. В моем распоряжении имеются факты, которые говорят совершенно другое. Может быть, мы перейдем ближе к делу?
— Не знаю, о каких делах вы говорите.
— А вы подумайте. Я вас не тороплю. Вы человек взрослый и знаете, где находитесь.
— Нет. Вы мне не верите, — горько сказал Воронов после минуты раздумья.
— Почему вы так решили?
— Да так, по всему видно.
— Вы мне столько говорили о своих убеждениях, о своей замечательной работе, о том, как вы любите свою родину… Вы меня очень убедили, и я вполне вам поверил. Здесь, очевидно, какая-то ошибка. Если бы от меня зависело, я бы вас освободил немедленно. Вы не огорчайтесь. Мы быстро исправим эту ошибку. Может быть, это клевета чья-нибудь? Завистников много. Одним словом, считайте, что все это пустяки, недоразумение.
Арестованный взглянул на майора, и в его глазах блеснул огонек.
— Я вижу, вы меня за дурака считаете.
— Как и вы меня.
После этой реплики майору стало ясно, что представление комедии окончено. Начинается второй этап допроса, более сложный.
— Итак… Что вы мне еще скажете, гражданин Воронов?
— Я не знаю, что вам надо от меня.
— Меня интересует ваша деятельность, особенно за последний месяц.
— Какая там деятельность! Я все время в саду, около Госнардома, землю копал. Блиндажи строили.
— А еще?
— Все. Вы меня посадили, — значит, сами должны знать, за что посадили.