— Вы же сами приказали меня завсегда пущать.
— Что это есть? Дай! — вырвал Штубе бумажку и поверх очков начал ее разглядывать. — Это что за фамилий?
Староста быстро поднял голову и с такой ненавистью поглядел на конюха, что тот заорал, как ужаленный.
— Это он всё, — показал он рукой на старосту. — Развел тут партизанов! Хотели скотинку в столовую вашу сдать, чтобы покормить, значит, получше. Чтобы ваши солдаты свежанины поели. Так запретил он!
— Это все есть правда, староста Иван? Ну, почему ты молчишь?
— Где у него своя-то корова? Свою бы и сдавал. Так нет! Он свою-то знаете кому продал? — староста поглядел на Шашкина. — Сам бы сказал, где твоя корова-то!
— Ну, продал, чё такого! — оробело ответил Шашкин. Корову он продал на красноармейскую кухню, только началась война.
— Скажи уж, кому продал, — староста махнул рукой. Доносить даже на Шашкина ему было противно.
Но Штубе не интересовала корова Шашкина.
— Ти… Тимохи… Тимохи… — с трудом разбирал он корявые буквы. — Почерк шлехт! Ду лернсте шлехт! Плохо учился! — Штубе стал читать дальше. — Смир… Смирнова… Ка-ра-сев… Устю… Устюжанин.
— Я — Карасев, — сказал староста. — В чём дело?
— В чём дело? — переспросил Штубе. — Что за фамилий? Ну! — прикрикнул он, видя, что Шашкин мнется.
— Так, — поежился Шашкин и решился: — Так они в партизаны хотят! Вот крест! — он быстро перекрестился, и Штубе заметил, что рука у него дрожит.
— Ти говоришь в партизаны, — сказал Штубе, сразу меняясь в лице. — Это очень кстати. Но где доказательство?
Штубе был не так прост, чтобы верить Шашкину на слово.
— Дак… дак убегли уже семеро! И эти убегут. Право слово!
— На чем, — усмехнулся староста. — На этом? — он приподнял правую штанину и показал протез. — На этом не убежишь! Врет он все, господин комендант!
— Я тебе не доверяй больше! — взвизгнул Штубе. — Я прикажу следить за тобой. А остальных лично распоряжусь арестовать! Да, да.
— Господин комендант, — староста понял, что дело плохо, и решил объяснить поведение Шашкина. — Он же выслуживается! Его же очередь боронить!
— О майн гот! — понимающе усмехнулся Штубе и быстро оглядел Шашкина с ног до головы, словно видел впервые. — Так-так… — и, словно бы очень сожалея, сказал, покачивая головой: — Очень жаль… но нитчего не поделать! Да, да! Боронить надо по очередь. Очень жаль!