Вел эту армию «сам» генерал-губернатор. Он торжественно оповестил, что становится во главе своих верных войск, на девяносто процентов состоящих из таких же, как повстанцы, туземцев, только набранных в других местах.
Одного вида этих войск было достаточно, чтобы убедиться в непобедимости и могуществе белых властителей. Но не знали жители, что на сорок миллионов населения у голландцев имеется только тридцать тысяч солдат. А из этих тридцати тысяч в Бантам направилась лишь третья часть…
По дороге вершили суд и расправу. Искали, главным образом, коммунистов, а к коммунистам причисляли и тех, кто шел на борьбу «за святую веру». Если же и их было мало, расстреливали всех без разбора!
Все зависело от свидетелей. А среди испуганного населения уже находилось немало таких, кто ради собственного спасения готов был пойти на измену.
Большинство жителей разбегалось, пряталось, и чем дальше продвигались войска в глубь Бантама, тем меньше встречали они людей, тем пустыннее становились дэзы.
Генерал-губернатор издал приказ:
«Все жители должны вернуться на свои места. Все пойманные за пределами своих сел будут рассматриваться как вооруженные повстанцы и расстреляны на месте».
Руководители инсургентов знали «мощь» голландцев: стоило восстанию охватить большую территорию, как «мощное» это войско распылится, и из тысячи человек его останется один солдат, да и тот — свой брат.
Значит, нужно во что бы то ни стало продержаться до тех пор, пока пожар охватит всю страну! А горючего для пожара — более чем достаточно!
К этому времени в Бантам прибыли Гейс и Салул. Началась напряженная подготовка организованных, лучше вооруженных отрядов. Начались и первые стычки с вражескими отрядами, над которыми в равных условиях повстанцы всегда брали перевес.
Но за передовыми отрядами двигались главные силы врага, и партизанам приходилось постепенно отступать. Вот уже и окрестности Бантама оставлены, и Лабуан, и Тэнанг… Вот и последние населенные районы заняты войсками генерал-губернатора… Остается последнее пристанище: бантамские джунгли…
Войска инсургентов начали таять. Не от потерь в боях, а от плохих вестей. Восстание подавлено… Остался один Бантам. Сам генерал-губернатор здесь с миллионами солдат… Даже из Европы прибыли войска. Против белых идти нельзя…
Селим не успел пробиться к лесу и попал в плен.
Бадувисы в тревоге. Сотни людей хозяйничают в их горе, как у себя дома. Расставляют какие-то штуки на колесах. Роют ямы и норы. Не чтят и не боятся «табу». Даже не обращают внимания на хозяев горы.
«Бессмертные мужи» покачивали головами и говорили:
— Быть беде. Багара-Тунгаль гневается за то, что некоторые, как этот нечестивец Того, вошли в сношение с погаными.
А когда началась перестрелка, все они сбежали в лес.
На горе осталось двести партизан. Бойцы не теряли бодрости.
— Посмотрим, долго ли они усидят в болоте, — говорили повстанцы, — а мы можем сидеть здесь хоть год.
— Особенно под охраной уважаемого Багара-Тунгаля, — добавляли другие.