— Если б генерал не заступился, меня б уже давно шлепнули… Немец какой-то слишком уж важный был. Его в Москву отправлять хотели. Мне особый отдел такую статью шил, что лучше самому застрелиться… — вздохнул Малышев.
— Да, брат… Твоего горя и врагу не пожелаешь. Я даже не знаю, что тебе и сказать.
— А ничего и не говори, Коля. Маши не вернуть, а я уж как-нибудь вывернусь, если пуля не приголубит.
— Ну, тут-то я тебя не брошу. Раз судьба так повернула, не использовать ее злой подарок я не имею права. На кону, Андрей, жизни многих тысяч людей. А то — и больше. Пойдешь со мной?
— Хоть в ад…
— Остановимся, пока, на вражеском тылу…
Корнеев повернулся лицом к курившим штрафникам. Хохлов, заметив это движение, скомандовал:
— Группа, смирно! Гражданин майор…
— Отставить. Товарищи бойцы, прежде чем начать разговор о предстоящем задании, я хочу убедиться в вашей хорошей физической подготовке. Доходяги мне не нужны. Отжимайтесь, кто сколько хочет, но не менее двадцати раз. Всем понятно? Упор лежа принять! К тебе, Андрей это не относится, — остановил Корнеев бывшего заместителя.
— Это почему еще?! — дернул щекой тот. — Никогда в любимчиках не ходил…
— Отставить пререкаться! При чем здесь это. Я просто хорошо тебя знаю, Леший… — назвал он боевого товарища привычным позывным. — Ты же хочешь отомстить за Машу? А я дам тебе эту возможность, даже ценой твоей жизни… Можешь не сомневаться. Обещаю!
— Спасибо, командир. Я больше не сорвусь, не подведу, веришь?
— Не верил бы, так и разговор бы не затевал.
Корнеев повернулся к штрафникам. Все, кроме Хохлова продолжали ритмично отжиматься. Бывшие офицеры и в самом деле находились в отличной физической форме. А так как сержант успел им шепнуть парочку слов о чрезвычайной важности задания и сопутствующие этому возможности, штрафники старались показать будущему командиру все, на что способны.
Сперва Корнеев подумал, что Хохлов вообще не отжимался, но взглянув пристальнее, заметил и сбитое дыхание, и более яркую красноту щек сержанта.
— Выдохлись? — спросил участливо. — Оно и понятно. Доктора все больше за чужим здоровьем следят. А на свое обращают внимание только когда очень уж прижмет.
— Никак нет, гражданин майор. Разрешите доложить, сержант Хохлов поставленную задачу выполнил.
— Не понял?
— Было приказано отжаться: сколько, кому хочется, но не менее двадцати раз. Двадцать раз я отжался, а больше — не имею желания… Прикажете продолжить?
— Зачем вам это, Хохлов? — не удержался от усмешки Корнеев. — Вы же военврач… Да и в штрафбате свое практически отбыли? Не сегодня-завтра, комбат представление подаст… За проявленную сообразительность, хвалю, но и только. Нет и еще раз нет. Боец вы так себе, а хирург, во вражеском тылу, мне без надобности. Легкораненые своим ходом вернутся. Тяжелые — отход товарищам прикроют. Да и врачам, вскоре работы прибавится. Фашисты теперь не просто оборону держать будут, они — жизни свои поганые защищать станут. А загнанная крыса самая опасная.