Двое, что сидели перед нами, уже прошли триста километров и были уверены, что пройдут еще семьсот. Триста — это по прямой. А обход разводни? А дрейф льда, постоянно относивший их обратно? А свирепые пурги и лютые морозы?
Но никому из нас не пришло в голову назвать их героями. Почему?
Об этом мы подумали после того, как уговорили дядю Митяя и Гришу сесть к нам в самолет, — а уговаривали мы их долго, заверили, что и платить им не придется, и вдобавок пообещали взять на себя хлопоты объяснить начальству их самовольную отлучку.
И всегда, когда мне к слову приходилось рассказывать эту историю, мнения слушателей разделялись. Одни утверждали: “Герои!”, другие упрямо твердили: “Нет!” Наверное, будут свои мнения и у читателей.
Тогда спор о герое и подвиге стоит продолжить.
Валентин Аккуратов
КОВАРСТВО КАССИОПЕИ
— Горючее кончается, — сказал пилот флагштурману. — Через час будем падать.
И тогда, словно по заказу, в облачном месиве, плотно затянувшем поверхность Ледовитого океана, появилось “окно”.
— Земля! — крикнул штурман и откинул с головы капюшон чукотской малицы, чтобы лучше, вернее разглядеть сушу, спасительную сушу, так неожиданно открывшуюся под ними.
— Ледник… — протянул разочарованно пилот. — Ледник. А мы на колесах…
Флагштурман Михаил Гордиенко пожал плечами:
— Должно быть, это остров Джексона. От него до базы на Рудольфе всего тридцать километров.
— А ты уверен, что это остров Джексона? — спросил штурмана пилот. — Земля Франца-Иосифа насчитывает восемьдесят семь островов1. Мы четыре часа не видели земли.
— Этот Джексона. Больше мы не увидим земли. База на Рудольфе в тридцати километрах.
— Вот только в какую сторону?
— Вот именно… — протянул штурман.
— Ладно, — сказал пилот. — Снизимся, посмотрим, — и обратился к радисту: — Сообщи, чтобы остальные самолеты следили за нами.
Сбросив газ, огромный оранжевый четырехмоторный самолет ушел в “окно”.
— Видишь, снег неглубокий… Лед-то как блестит.