Он разговаривал с Кральским на работе. Этот крупный неуклюжий мужчина примерно сорока лет был очень удивлен его визитом, сказав, что никогда не имел дела с милицией, но сразу же выразил готовность сообщить все, что ему было известно. Кулич объяснил, что речь идет о Сельчике, и поинтересовался, что Кральский может сказать о бывшем соседе. Кральский, не задумываясь, ответил, что он ничего не знает, и сослался на свою жену, которой могло быть известно о Сельчике чуточку больше: ведь именно она их когда-то познакомила. Кажется, Сельчик был женихом какой-то ее приятельницы. Несколько раз они сталкивались в лифте или на лестнице. Нет, он не производил на него приятного впечатления. Судя по всему, Сельчик был человек угрюмый, без чувства юмора, а юмор он, Кральский, ценит превыше всего. Кулич выслушал, не прерывая, этот длинный, но в конечном счете пустой монолог, а потом задал главный вопрос: что пан Кральский делал в тот вечер? Кральский замер и ответил не сразу.
— Вы, очевидно, разговаривали с моей женой, — наконец решился он, — и она сказала, что меня не было дома.
Кулич, ничего не подтверждая и не отрицая, выжидал.
— Я был на совещании в Варшаве, — продолжал Кральский медленно и осторожно, как бы проверяя реакцию Кулича, но лицо поручика оставалось непроницаемым.
Кральский как будто оттаял, открыл пачку сигарет и предложил Куличу чашечку кофе.
— Пан поручик, — начал он, — я полагаю, то, где я был в тот вечер, не представляет для вас никакого интереса, но мне нет смысла запираться. Я вернулся из Варшавы в 21.07, однако домой не поехал. Моя жена сказала правду… — на мгновение он замолчал. — Надеюсь, вы меня понимаете. Ее я предупредил, что вернусь только на следующий день. Мои коллеги умеют быть деликатными… Кстати, если вас это интересует, — добавил он, — на вокзале я встретил Сельчика.
На этот раз удивился Кулич.
— На вокзале? — переспросил он. — В 21.07? А вы не ошибаетесь?
— Не ошибаюсь, — заявил муж Барбары. — Я как раз выходил из вагона-ресторана, ведь мы возвращались втроем, и вы сами понимаете… я увидел его на перроне. Я даже поклонился ему, хотя он был и моложе, но Сельчик меня не заметил, так как в это время появился тот, кого он ожидал.
— Кто это был?
— Откуда мне знать? Какой-то мужчина. На перроне не очень-то светло, да, впрочем, меня не слишком интересовало, кого ждал Сельчик.
— Может, вы обратили внимание на какую-нибудь особенность?
— Ну я не знаю. Мужчина в пальто и шляпе. — Кральский задумался. — Одного роста с Сельчиком. Впрочем, ведь вы не знали Сельчика? Больше я ничего не заметил. Сельчик подошел к нему, когда я уже уходил.
— Здоровались они приветливо?
— Я не смотрел. Вы, пан поручик, слишком многого от меня требуете.
Итак, от Иоланты Сельчик поехал на вокзал, после чего, очевидно, дождавшись незнакомца, привез его к себе домой, где их и увидела дворничиха. Кто же это был? Почему Иоланта Каштель ничего об этом не говорила? — подумал Ольшак, но на время отогнал от себя эти мысли, ибо Кулич еще не окончил своего рассказа.
— Однако в ту ночь вы все-таки вернулись домой? — сказал Кулич, обращаясь к Кральскому. Тот посмотрел на поручика с искренним удивлением. В глазах его появились жесткие огоньки.
— Ну, если это сказала моя жена, — ответил он, — то ей придется объясняться со мной за эту ложь.
— То есть надо понимать, вас не было дома? — Кулич являл собой спокойствие и предупредительность.
— Конечно. Той ночью я был в другом месте.