Оцеола, вождь семинолов

Пошалла, последний из лишенных своего сана, смеялся вместе с другими.

— Скажи-ка толстому агенту, — крикнул он переводчику, — что я все еще буду вождем семинолов, когда его долговязый скелет уже зарастет зловонными сорными травами! Ха, ха, ха!

Переводчик не передал эту шутку, она не дошла до ушей агента. Он даже не слышал презрительного смеха, который сопровождал ее, ибо все его внимание было поглощено последним из оставшихся вождей — Оцеолой.

Глава XXXIX. Подпись Оцеолы

До этого момента юный вождь молчал, и только когда Чарльз Оматла взял перо, у него вырвалось слово «изменник».

Оцеола не оставался безучастным зрителем того, что происходило вокруг. В его взглядах и жестах не было скованности, он не прикидывался равнодушным стоиком. О нет, это было не в его характере! Он искренне смеялся остроумным шуткам Прыгуна, одобрительно приветствовал патриотизм Абрама и других вождей и грозно хмурился, когда видел, как подло вели себя изменники.

Теперь наступила его очередь высказать свое мнение. Он стоял, скромно ожидая, пока назовут его имя. Всех вождей называли по имени, все имена были хорошо известны агенту и его переводчикам.

Царила напряженная тишина. И вот наступило мгновение, когда в рядах американских солдат и в толпе индейских воинов все затаили дыхание, как будто каждый был полон ощущения надвигающейся грозы.

Я тоже чувствовал, что готовится взрыв, и, как все остальные, неподвижно замер на месте, ожидая дальнейшего развития событий.

Наконец агент прервал молчание:

— Теперь ваша очередь, Пауэлл! Но прежде всего отвечайте мне: признаны ли вы вождем?

Тон, манеры, слова — все здесь было крайне оскорбительно. Выражение лица агента явно доказывало, что это все было заранее обдумано и намечено, как прямой разящий удар. В глазах его проскальзывали злоба и предвкушение предстоящего триумфа. Вопрос был совершенно излишний, не относящийся к делу, он безусловно был задан с провокационной целью. Томпсон прекрасно знал, что Пауэлл был вождем — правда, младшим, но все же военным вождем самого воинственного из племен семинолов — племени Красные Палки. Агент хотел вызвать вспышку гнева у пылкого, горячего юноши.

Но этой цели достигнуть ему не удалось: казалось, что оскорбление не задело вождя. Оцеола ничего не ответил; странная улыбка промелькнула на его лице, не гневная и не презрительная. Это была улыбка молчаливого, величественного пренебрежения, взгляд, который порядочный человек бросает на негодяя, когда тот оскорбляет его. Казалось, молодой вождь считает агента недостойным ответа, а оскорбление слишком грубым (так оно в действительности и было), чтобы возмущаться им. Такое же впечатление было и у меня и у большинства присутствующих.

Если бы агент был чутким человеком, взгляд Оцеолы мог бы заставить его замолчать, или, по крайней мере, изменить тактику. Но грубой душе чиновника было чуждо чувство деликатности и справедливости, и, не обращая внимания на отпор, данный ему Оцеолой, он продолжал еще более оскорбительным тоном:

— Я вас спрашиваю: вождь ли вы? Имеете ли вы право подписать?

Тут же сразу десяток голосов ответил за Оцеолу. Вожди в кругу и воины, стоящие за ними, закричали:

— Вождь ли Восходящее Солнце? Конечно, он вождь! Он имеет полное право подписать!

— Почему его право подвергается сомнению? — спросил Прыгун. — Когда наступит время, — добавил он с усмешкой, — Оцеола сумеет доказать свои права. А сейчас он, может быть, и не собирается этого делать.

— Нет, собираюсь! — воскликнул Оцеола, обращаясь к оратору и подчеркивая каждое слово. — Я имею право подписать, и я подпишу!

Трудно передать впечатление, произведенное на всех этим неожиданным ответом. И белые и индейцы были одинаково изумлены; все они задвигались, зашумели; недоуменные возгласы слились в один сплошной гул.