Сокровища Сьерра-Мадре

22
18
20
22
24
26
28
30

— И валяется все это у нас под ногами!

Лакод старался заинтересовать троицу, но Доббс сказал:

— Валяется, так подними, зачем добру пропадать. А то вовек себе не простишь. Ты, по-моему, из тех людей, которые всегда о чем-то сожалеют и имеют на то причины. Привет, я пошел спать.

Говард с Куртином тоже неуклюже поднялись, потянулись, зевнули и направились к палатке.

— Просто ума не приложу, что об этом парне и думать, — сказал Говард. — Иногда мне кажется, будто у него не все дома. Если бы знать, чем он занимался последние полгода и где был, я бы вам точно ответил — то ли он из вечных золотоискателей, то ли спятил в здешних лесах. А может, и то и другое.

— Вечный золотоискатель? — с любопытством переспросил Куртин.

— Да, один из тех, кто вечно ищет и ищет, знает с десяток мифических историй о засыпанных и забытых шахтах, носится с десятком планов или чертежей — не в голове, так в кармане, — которые должны указать ему путь к заброшенной шахте. Вот он и ищет. В самой дикой гористой местности, где его повсюду подстерегает опасность, он преисполняется особой уверенности, что вот-вот выйдет на жилу толщиной в руку. Но никогда и крошки золотой не отыщет, хотя убежден, что стоит на золоте и завтра найдет эту жилу. Это род безумия, такой же опасный для остальных людей, как и любое другое сумасшествие.

— На меня он такого впечатления не производит, — сказал Доббс. — Видать скорее, что он себе на уме.

— Может быть, — согласился Говард. — Но сейчас у меня нет желания ломать себе голову над этим… Пусть он окажется кем угодно. Не знаю только, как мы поступим, если он, например, попытается уйти отсюда вместе с нами. Он среди нас лишний.

— Завтра он, конечно, увидит нашу шахту, — сказал Куртин.

— Теперь об этом жалеть нечего, — ответил Говард. — Мы ее закроем, а если он останется и откроет — его дело.

На другое утро, наскоро перекусив, Говард, Доббс и Куртин пошли работать. К их удивлению, Лакод не выказал желания пойти с ними к шахте. Они, правда, ему этого не предлагали, но ожидали, что столь важная в их деле вещь, как золотая шахта, его заинтересует. А он даже ни о чем не спросил. Выпив свой кофе, встал и пошел к ведущей в долину дороге.

Когда они сваливали подпорки у шахты, Доббс загнал в руку большую занозу. Разозлился и проворчал:

— На кой черт мы вообще занялись разборкой, а? Оставим все как есть и пойдем своей дорогой.

— Когда мы принялись за дело, то договорились, что, если где что разроем, потом разберем и засыпем, — напомнил Говард.

— Время зря теряем. А зачем — неизвестно, — продолжал ворчать Доббс.

— Ну так, парень. Во-первых, я считаю, что гору, оказавшую нам такое гостеприимство, мы должны отблагодарить хотя бы той малостью, что не оставим ее поруганной и закроем рану, которую сами в ней прорубили. Бросить на ней весь крепежный лес, превратив ее сад в захламленную стройку, — это неприлично. Гора действительно заслуживает, чтобы ее красоту уважили. Мне хочется запомнить ее такой, какой она нас встретила, а не представлять себе мысленно свалку, вспоминая прожитое здесь время.

— Твои рассуждения о личности горы меня удивляют, — сказал Куртин. — Но я тоже считаю, что если уж ты попал в чистую комнату, подмети ее перед уходом — даже если рядом нет никого, кто бы тебя за это поблагодарил.

— Есть и другая причина, — продолжал старик. — Может случиться так, что, пока мы будем в пути, сюда кто-то поднимется. Сразу прикинет, чем мы тут занимались, и с полдюжиной головорезов бросится вслед за нами. А если мы подчистим здесь все, как сможем, будет похоже, что здесь кто-то долго жил и занимался чем угодно, только не намывал золотишко.

Доббс отставил лопату в сторону, сел, набил трубку: