Загул

Обращаясь к подруге, одна из них стала рассказывать, что недавно была в Германии и что там за курение на остановках полагается большой штраф.

– А которые сорют окурками, то и вовсе… – покосилась она на Игоря.

– Правильно… – кивнула подруга. – Ты, что ли, к зятю по вызову ездила?

«Вот сковородкой бы вас!..» – подумал в сердцах Нефедов. Он поднял с земли свой окурок, встал и отнес его в урну.

На остановку, конечно, он уже не вернулся. Игорь двинулся дальше, побрел теперь уже не спеша, что называется, куда глаза глядят. Правда, вожатыми его глаза сейчас были никудышными: блуждая по сторонам, взгляд их толком ни на чем не фиксировался. Так, миновав уже два или три продовольственных магазина, Игорь оставил их без внимания. Лишь четвертая вывеска, состоявшая из одного, прямого до неприличия слова, смогла до него достучаться. «ВИНО», – прочитал Нефедов. Сделав еще с десяток шагов по инерции, он все-таки остановился. «Стоит ли?» – сам себя спросил Игорь. После секундной паузы ответ пришел утвердительный. Это было его первое сегодня сознательное решение.

Нефедов вошел в помещение, пахнущее кислятиной. Магазин был специализированный, то есть один из тех, где похмельные граждане могут не стыдиться своего тремора.

– Говорите! – крикнула ему продавщица.

– «Агдам» и пакет, пожалуйста…

Женщина не умела улыбаться, но не успел Игорь произнести волшебное слово, как бутылка в пакете уже стояла перед ним на прилавке.

– Спасибо, – сказал он.

– Следующий! – крикнула продавщица.

В пакете с «Агдамом» нашлось также место для почечуевской рукописи, и, спрятав ее, Игорь вздохнул с облегчением. Прежде, разгуливая с книгой под мышкой, он походил на свихнувшегося студента.

Из магазина он вышел уже не тем человеком, что вошел в него. Шаг Нефедова укрепился; взгляд выражал конкретный интерес. Ему теперь было нужно найти спокойное местечко, где можно было бы без помех побеседовать с «Агдамом». Но задача оказалась непростой. Детские городки он отвергал по этическим соображениям; магазинные задворки, заплеванные маргиналами, по эстетическим. А на лавочке в сквере легко было нарваться, к примеру, на тетку, побывавшую в Германии. Впрочем, скверы ему что-то даже не попадались. Мужчине с «Агдамом», приличному, средних лет, сложно устроиться в Москве. Однако Нефедов решил не сдаваться – он шел и шел, исследуя все встречные тупички и закоулки. В смысле цели поиски его оставались безрезультатными, но зато отвлекали Игоря от тяжелых мыслей.

Он отмерил, наверное, целую городскую милю, когда неожиданно дома расступились, и впереди вдруг открылся изрядный зеленый массив. Нефедову повезло: он набрел на зады обширного нерегулярного парка – то есть как раз такого, какой и был ему нужен. В ограде парка на выбор имелось несколько прорех, но Игорь, как человек здесь случайный, воспользовался первой попавшейся.

Эта ограда с прорехами поделила мир надвое. Не успел Нефедов углубиться и на сто шагов в парк, как городские звуки все утонули в лиственном шорохе и стрекоте насекомых. Запахи земли, разогретой солнцем, трав и даже каких-то цветочков оповещали, что он попал если не в царство живой природы, то в ее небольшое княжество. Кущицы и отдельные деревца, бросавшие прозрачную тень, наперебой приглашали расположиться с «Агдамом». Однако, столкнувшись с разнообразием предложений, Игорь уже не спешил очаровываться. Тропинка, принявшая его еще от ограды, бежала, никуда не сворачивая, и скоро Нефедов почувствовал, что движется под уклон. Спустя некоторое расстояние он увидел блеснувшую между деревьев речную гладь – это была река Москва.

Доставив его на берег, тропинка внезапно исчезла; она растворилась в некошеной мягкой траве, покрывавшей склон. Игорь понял, что он наконец пришел. Внизу, в мутноватой московской водице, паслось, поругиваясь, утиное семейство. Подальше плавучий трамвайчик деловито урчал, вспахивая реку клювиком. На другом берегу погромыхивал, пуская тайком дымки и стоки, маленький ржавый заводишко. Кругом все дышало покоем… Город, как правило, прячет такие места от приезжих, но для Нефедова Москва сделала исключение – возможно, ввиду его трудных сегодняшних обстоятельств.

Он опустился в траву, достал из пакета бутылку и откупорил ее зубами. Первые же глотки, сочетаясь с аурой места, подействовали на него благотворно. Тяжелые мысли, которые прежде Нефедов гнал от себя, теперь не то разбежались сами, не то существенно полегчали. Картина кухонного убийства утрачивала живую яркость, тускнела и запекалась в памяти. Да и убийство ли это было?.. Шла аспирантка со сковородкой, упала, ударилась головой. Шерстяной побежал за доктором…

Но по мере того как мало-помалу стихали тревоги последних часов, вместо них на передний план выступала опять его личная драма. Только сейчас вместо горькой досады и беспричинной жалости к самому себе Игорь впервые почувствовал стыд и раскаяние. Да так остро почувствовал, что ему понадобилось сделать срочный большой глоток. В том, что случилось вчера, был персонально повинен Нефедов – он, и больше никто… Бедная Надя! Сердце сжалось… и отпустило – снова помог «Агдам».

Впрочем, возможно, и личные его дела не были безнадежно плохи. Ведь с ним теперь была рукопись Почечуева; шутка ли сказать – та самая! С рукописью Нефедов – это не то что Нефедов без рукописи. Человек, возвращающий миру такой артефакт, уже не может быть судим как обычный пьянчуга и скверный муж.

С некоторым даже трепетом Игорь достал из пакета «Провозвестие», открыл его и перелистал. Страницы, испещренные дореформенной, бледноватой от времени каллиграфической вязью, легкого чтения не обещали.