— Послать Тихона.
— Этого шалопая?
— Не такой уж он шалопай. Горячий — верно, но других грехов за ним нет.
— Ну, хорошо. А как он их найдёт?
— Подключим тётю Дашу. С Иваном Фёдоровичем я уже договорился.
…И вновь Тихона встретили пустынные, почти безлюдные улицы, мрачные лица горожан с потухшими глазами. Вечером он пришёл на явочную квартиру, в дом тёти Даши — пожилой, но ещё достаточно бойкой женщины, которая работала уборщицей в городской управе. Тихон отдохнул с дороги, подкрепился скудным ужином, и, когда стемнело, вышел в сад подышать воздухом. Полная луна еле-еле просматривалась сквозь высокую облачную завесу. Чистый, прохладный воздух, напоённый запахом заснувших садов и убранных огородов, врывался в грудь, наполнял лёгкие и, казалось, проникал в каждую клетку. В стоявшем неподалёку доме бургомистра вспыхнул яркий электрический свет. Раздался еле слышный металлический скрип — кто-то открыл форточку.
«Тоже кому-то жарко», — подумал Тихон и, сам не зная зачем, пошёл на огонёк по устланному листвой саду.
На фоне мрачного неба два светящихся окна казались сказочными. И вдруг зазвучал рояль. Тихон замер, зачарованный. А звуки крепли, росли, потом затихали и, побеждая слабость, возникали вновь — резкие и тревожные.
Подчиняясь какой-то неодолимой силе, Тихон оказался возле окон. Быстро забравшись на толстый сук яблони, он увидел всю комнату. Играла девушка. Взор её был устремлён вперёд, плечи вздрагивали в такт музыке, и казалось, что она плачет. Бледная и хрупкая, девушка почудилась Тихону воздушной и по-неземному прекрасной. «Ангел небесный», — восхищённо прошептал он и, не отрывая глаз от окна, крепко прижался щекой к гладкому стволу яблони. Девушка перестала играть и, лёгким движением руки убрав упавшие на глаза волосы, подошла к окну.
У Тихона перехватило дыхание, он отрешённо смотрел на это чудо.
Большие, печальные глаза задумчиво устремились через стекло в темноту, прямо на Тихона.
Что-то дрогнуло в нём, сердце сладко сжалось, потом стало жарко и приятно закружилась голова.
Девушка ушла в глубь комнаты, погас свет. А Тихон долго всматривался в окно, надеясь ещё, хоть на миг, увидеть незнакомку…
В дом он вернулся с радостным чувством, будто приобрёл для себя что-то очень редкое и дорогое.
А на другой день тётя Даша уселась с корзиной жареных семечек на скамейку у своих ворот. Торговля шла бойко. За забором, переминаясь с ноги на ногу, стоял Тихон и посматривал в щель. Ему хорошо было видно всех проходящих по дороге. Казармы карательной роты располагались в конце этой улицы, и мимо дома тёти Даши всё время сновали полицейские. Расчёт был прост: Тихон увидит знакомых ребят, подаст сигнал тёте Даше, она подзовёт их к себе и проводит во двор. План этот не был надёжным, но ничего лучшего они придумать не могли.
Медленно и тоскливо тянулось время, с великим трудом день перешагнул через свою середину.
«Так здесь целую неделю проторчишь без толку. Может, они в наряд заступили или уехали куда», — подумал Тихон, нетерпеливо прохаживаясь вдоль забора, и вдруг замер: по улице рядом со своей переводчицей шёл военный комендант города майор Шварц. Он вышагивал медленно, как гусак, задрав кверху нос, олицетворяя силу нового порядка. Его самодовольное лицо выражало снисходительность и презрение ко всему окружающему.
Тихона перекосило от злобы. Кровь ударила в голову. Он схватился за пистолет, а мысли, противореча друг другу, били в голову: «Нельзя рисковать! Но можно ли упустить такой случай? Ярый фашист, жестокий палач, гроза города — собственной персоной! Вот он, почти рядом…»
Понимая, что совершает глупость, Тихон перескочил через несколько заборов и оказался во дворе незнакомого дома…
Ганс Шварц не мог пожаловаться на свою судьбу. В то время, когда его товарищи на переднем крае гибли за процветание третьего рейха и величие фюрера, он, хотя и считал себя истинным патриотом Германии, употребил родственные связи для того, чтобы быть подальше от фронта. В делах житейских он был начисто лишён предрассудков, совесть его не мучила — он имел довольно-таки призрачное понятие об этой коварной разновидности человеческих чувств. Был приказ — значит, всё правильно. Душевные смятения не посещали его. Нужно работать аккуратно, чётко там, где тебя поставили, а не умничать и не мудрить. Да ещё неизвестно, где Ганс принесёт больше пользы — на фронте или здесь, на должности коменданта, превращая этот дикий народ в людей, нужных фюреру. Правда, поприще военного коменданта оказалось не таким уж спокойным.
ebooksa