— Поглядеть бы на твое чтиво, как доживешь до моего,
— Поживем—увидим, а книги все же—полезная вещь.
— Ну-ну...
— Вот, к примеру, один американец написал, как дотошный эскимос добывал белых медведей.
Племянник потянулся за бутылкой, налил в стаканы, и они чокнулись.
— ...«Сказание о Кише» называется рассказ. Не читал, дядя?
— Как же, кажиный раз, как утром глаза продираю, так сразу хвать—чё там медведи и эскимосы? В нужнике сижу и то изучаю.
— Напрасно ты так, дядя Софрон,—проговорил племянник, разрезая огурец продольными дольками.— Тот эскимос был умным, а может и писатель все выдумал, только выдумка дельной получилась. Так вот: брал эскимос китовый ус, сгибал,— гость взял двумя пальцами дольку огурца и изогнул ее посредине,—потом закатывал его в тюлений жир и шарики те разбрасывал. Медведь глотал ту приманку, а когда жир у него внутри растекался—ус делался вот так,—Василий разжал пальцы—долька огурца выпрямилась,—и порол зверю кишки. Эскимосу только и оставалось, что потрошить тех медведей.
«Брехня все это»,—хотел сказать Пупырь, но передумал.
— Так ты улавливаешь, дядя Софрон?—спросил Василий.—Что если бы лиса такую начинку проглотила? А?
Теперь Софрон понял.
«Хитро завернул, стервец»,— подумал он, но тут же отбросил эту мысль, как пустую.
— Во-первых, где ты столь уса наберешь, у нас в Заманухе киты отродясь не водились, а опосля: лиса всяку поживу жует—она твою хитрость враз выплюнет.
Пупырь думал, что его слова скуксят Ваську, но тот не только не огорчился, а даже обрадовался. Поднявшись из-за стола, он заходил по комнате и от удовольствия потер руки.
— Так, говоришь, китов в Заманухе нет?
— Нету.
— И приманку лиса жует?
— Ага.
— Давай, дядя Софрон, еще по черпаку,—снова берясь за бутылку, сказал Василий. Он положил на плечо Пупыря руку и, приблизивши лицо, зашептал:
— Я тебе этого уса могу машину приволокти. Видел мою колымагу за сараем?
ebooksa