Встреча с границей ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Андрей непонимающими, еще окончательно не проснувшимися глазами пробежал ее и недоуменно взглянул на радиста.

— Ну и что? Не вижу причин для восторга.

— Да вы читайте внимательнее.

— Что внимательнее? Строкач поздравляет кого-то с Героем. Мы-то тут при чем? Не у нас бал-сабантуй...

— Как причем? Героя-то вам дали...

— Вот шутить не надо, — недоверчиво бросил Андрей и стал вчитываться в телеграмму. Телеграмма, действительно, адресовалась ему, и Строкач не кого-либо другого, а его, Грабчака Андрея Михайловича, поздравлял с высоким званием Героя Советского Союза, желал ему здоровья и новых боевых успехов. Напоследок еще и обнимал. Телеграмма так и заканчивалась: «Обнимаю. Строкач». Вроде бы радист говорит правду. Да и какой прок ему шутить? Но известие было столь значительным и невероятным, что Андрей никак не хотел поверить в случившееся.

— Ты, радист, случаем не напутал? Я ведь знаю вас, точка-тире: такое набрехаете, потом сам черт не разберет.

— Да нет же, товарищ командир. Все принято точно. Так что разрешите поздравить.

Радист приготовил еще один сюрприз, решив, вероятно, доконать совершенно растерявшегося командира. Он протянул ему письмо с бесконечно дорогим почерком.

— Сегодня ночью самолет сбросил, — сказал Володя и тихонько вышел, оставив Андрея один ка один со своей такой неожиданной и такой долгожданной радостью.

Андрей держал по-солдатски сложенное в треугольник Танино письмо и не знал, верить или не верить в это чудо. Через два года долгой разлуки отыскать его у черта на куличках, в партизанском лесу, за сотню верст от линии фронта. Это ли не чудо? Нет, не зря пишут поэты, что любовь сильнее войны.

Дрожащими руками он раскрыл письмо.

«Живы, здоровы, добрались до Саратова. Тетка померла. Приютили добрые люди».

Вот что узнал он, наскоро пробежав глазами дорогие страницы. И этого было довольно, чтобы на сердце сразу стало покойно и ушла ноющая боль, которая появлялась всякий раз, как только он начинал думать о Тане и детях.

Потом он неторопливо стал перечитывать письмо. Таня писала, что наконец-то ей удалось установить, где он находится. Она знала, была почему-то уверена, что Андрей жив, только не знала, куда писать. Каждый день она писала ему письма, но неотправленные складывала в чемодан.

«Наревусь, и легче станет. Майя и Алла вытянулись и каждый день спрашивают, когда приедет папа. Я им отвечаю: «Папа разобьет Гитлера и приедет к своим дочкам». В первое время в эвакуации было не сладко. Ведь ни обуть, ни одеть — все осталось на заставе. Но потом все наладилось. Теперь я работаю. Конечно, жизнь не легка, но как-нибудь перебьемся. Лишь бы у тебя было все хорошо. Ждем твоей весточки. Истосковались по тебе, что ни сказать, ни написать».

Крепкий и мужественный человек, Андрей Грабчак сидел в своей землянке совершенно обессиленный и думал: «Ну разве можно, чтоб такие вести сразу сваливались на одного человека? От счастья может сердце не выдержать!»

Весть о том, что командиру присвоено звание Героя Советского Союза мгновенно облетела отряд. На другой день с утра в землянку Грабчака повалил партизанский народ с поздравлениями. Приходили даже те, которых Андрей здорово гонял за провинности. Люди, видимо, понимали, что командир гневался за дело и не таили в сердце зла. Поздравляли все искренне, сердечно и просто. Поздравляя, по-дружески добавляли:

— Смотри, нос не задирай!

— Герой-то герой, да стой за партизан горой!