Нулевая область

22
18
20
22
24
26
28
30

— А убить эти тени нельзя, — Макс хотел спросить, но к его удивлению фраза прозвучала утвердительно. Наверное, потому что он знал ответ. Он видел, как шевелится чёрная бахрома, затягивая раны, и как тень может даже не обращать внимания на них, продолжая нормально функционировать. Что же это за тварь такая? — спросил себя Макс. — Из чего она состоит, чёрт её дери? Неужели и вправду только тень?

— Иногда они отступают никого не убив, — задумчиво проговорил дед. — А иногда пока не убьют, не уходят. Никак их понять нельзя. И убить тоже.

— Ну надеюсь мы их не встретим, — сказал Макс, хотя так не думал. Конечно же, вероятность встречи очень высока, но она его не пугала. Он сказал это больше для Пашки, чтобы тот лишний раз не поддавался паническим настроениям. А встретят, не встретят — это уже дело третье. А дело первое — выбраться отсюда. И не потому что так хороша жизнь там, в том мире, а потому что Макс начинал чувствовать, как затягивает жизнь эта. Он вдруг отчётливо осознал, что ещё день-два здесь, и тот мир померкнет, а этот станет единственно возможен. С его вечным напряжением, с опасностью исходящей отовсюду и постоянно, с возможностью стрелять в этих тварей, пусть даже не убивать, но стрелять и чувствовать, что причиняешь им боль. И не задумываться о том — гуманно это или не гуманно. Эти твари — враги, а по отношению к врагу не могут применяться некоторые моральные категории. И ещё, его волновали слабо мелькнувшие чувства к дедовской внучке. Мелькнувшие где-то в глубине, но уже готовые хлынуть волной наружу.

Дед занёс ружьё в сарай и вернулся с чайником.

— Ну что, чайку попьём? — спросил он, посмотрев на небо. — Вечереет уже.

Не дожидаясь ответа, дед пошёл по дорожке в сторону огорода.

— Опять чаёк этот, — протянул Пашка. — Блин, надоело уже. Сейчас бы водочки.

— Вернёмся, нажрёмся водочки, — заверил Макс.

Он догнал деда, свернувшего за угол дома, и увидел на земле, в паре метров от стены дома, чёрную горку пепла. Дед уже поставил чайник на обильно, по всей площади потрескавшийся бетон дорожки, и взяв в руки тяпку, сгребал часть пепла в сторону.

— Сейчас уберусь тут чуток, — проговорил он, двигая тяпкой. — Собирается постоянно.

Макс разглядел, что пепел лежит на ржавом листе железа, а с двух сторон этого листа воткнуты в землю две толстых деревянных рогатины. На одну из них была прислонена тонкая арматурина, слегка согнутая пополам. В метре от кострища лежали два широких бревна, положенных под прямым углом друг к другу, и Макс подойдя к одному из них, не без удовольствия присел. Усталость уже давно чувствовалась в теле, и хотя больше не физическая, а какая-то моральная, но всё равно, хотелось отдохнуть, как будто только что закончил тяжёлый труд.

Дед уменьшил кучу примерно наполовину, и приставив тяпку к рогатине, присел на корточки. Взял лежавший возле бревна пучок сухой травы и положил его на оставшийся пепел, потом туда же уложил домиком тонкие веточки, и достав из кармана коробок спичек, принялся разжигать. Пашка сел рядом с Максом и удивлённо поглядел на деда.

— У вас что, за тридцать лет спички не кончились? — спросил он, и усмехнулся.

— А ты знаешь, Паша, сколько ящиков в сельмаге было, когда всё началось? — сказал дед, бережно поднося спичку к пучку травы.

— Откуда ж, — буркнул Пашка.

— Ну так вот тож. Тринадцать ящиков. Это только маленьких. Ещё четыре с большими коробками, — дед улыбнулся, глядя, как пламя понемногу крепнет, перебираясь на тонкие веточки. — А знаешь почему?

— Не-а, — Пашка мотнул головой.

— А потому что кроме них к нам почти ничего и не привозили. Ну, соль ещё была.

— Да-а, — протянул Пашка. — Плохо жили.

— Да не плохо жили, Паша. Хорошо жили. Нам здесь всего хватало.