Маша перестала хмуриться, и даже наоборот — вскинула вверх брови.
— Ты так странно разговариваешь. Не по-русски как-то.
— Ну, ты же меня понимаешь? — удивился Макс и хмыкнул. — Надо же, не по-русски.
Он выпятил нижнюю губу и с глупой миной повертел головой.
— Да-а, блин, — он вдруг широко улыбнулся. — А кстати, запросто. У нас там есть такое понятие — албанский язык. Вот я по ходу на какой-то его разновидности и разговариваю. Можешь меня забанить, — Макс снова рассмеялся.
Лицо Маши сначала стало ещё удивлённей, но вдруг брови снова поползли вниз, а в глазах блеснула обида.
— Я не знаю почему ты говоришь такое, но теперь я тебе ничего про силу не расскажу.
Она резко повернулась, и надув губки, вышла из комнаты.
— Маша! — воскликнул вслед Макс, пытаясь встать. — Ты что, обиделась?
В зале тихонько скрипнул диван, и Макс с облегчением выдохнул.
Ну, слава богу, хоть не ушла, — подумал он и улыбнулся. — Ох уж эти женщины. Но тем и интересны.
Он уселся на краю кровати и прислушался. Больше ни звука из зала не донеслось.
Может ушла? — спросил себя Макс.
Он помедлил пару минут, ожидая услышать, как скрипнет дверь, но всё было тихо.
— Маша, — позвал он тогда, — Я знаю, что ты здесь. Ты что, и вправду обиделась?
В ответ была тишина.
— Маша, ну прости, — сказал он. — Ты же понимаешь, я не могу разговаривать по-другому. Да и как можно обижаться на то, как другой разговаривает? Вон китайцы те тоже не по-русски разговаривают, чего их за это теперь — расстреливать? Маша?
Маша снова промолчала.
Если она, конечно, там, — подумал Макс. — А то может я тут сам с собой сопли эти размазываю?
— Маша, — снова заговорил он, — Дедушка тебе что сказал? Ухаживать за мною, правильно? Я ведь раненый, и сам ничего не могу. Принеси мне бульона, пожалуйста.