Голос Иванова заставил нас обоих вздрогнуть и как пойманных воришек отдернуть руки.
— Да вот тут Цветкова начала мне печатать один материал, — проговорил я с деланным безразличием, для пущей убедительности вытащив из машинки и помахав в воздухе листком, который перед моим приходом печатала Галя, — но боюсь, что он мне сегодня не понадобится. А ты почему так рано?
— Рано? — Иванов расхохотался. — Да вы что здесь, флиртовали, что ли? Уже без пяти девять. Сейчас народ будет собираться. Деловой день начинается.
Он отправился в кабинет и с порога погрозил пальцем.
— Смотри, Галка, не сбивай мне с панталыку члена бюро, он сегодня докладчик. Сделает плохо доклад перед секретарями, я тебе, знаешь что, Цветкова?!!
Мы с Галиной испуганно посмотрели друг на друга и неожиданно расхохотались.
Уже перед самым докладом я прочел бумажку, вытащенную мной из Галиной машинки при появлении Иванова.
«Что она так старательно печатала, — подумал я, развертывая бумажку, — наверно, что-нибудь спешное?»
Но там несколько раз повторялось одно и то же: «Что же теперь будет? Что же теперь будет?»
Чувство огромной, неизведанной радости захлестнуло меня целиком, но...
Передо мной сидели все секретари комитетов комсомола района. Нужно было начинать доклад.
Честное слово, я даже не ожидал, что этот доклад вызовет такой большой интерес у наших ребят.
Конечно, все дело было в теме и фактах. Моей заслуги здесь оказалась самая капля. Когда я кончил, несколько минут никто даже не высказывался. Все сидели и думали... А факты я действительно рассказал интересные. Начав с того, что движение «легкой кавалерии» зародилось в нашем же, в ту пору Московско-Нарвском районе, я перешел к боевым делам комсомольцев прошлых пятилеток.
Это были замечательные дела: комсомольцы боролись против простоев станков, против пьянства на производстве, проводили «карнавалы брака», бичующие бракоделов, боролись с бюрократами, раскрывали шайки белогвардейцев, выпускали сатирические газеты.
Они не носили знаменитых кавалерийских шлемов-буденовок, эти ребята, и в руках у них не было острых пик, как на рисунках, но если этих кавалеристов вскоре после восьмого съезда комсомола было лишь несколько десятков, то уже к 1931 году их насчитывалось семнадцать с половиной тысяч, а к 1936 — около сорока тысяч.
Это была сила.
Недаром писал поэт:
Как и положено кавалерийской лаве, они и шли напролом, сметая на пути своем всякую нечисть.
Первым нарушил молчание секретарь комитета комсомола рыбного порта.