Галя заметила это.
— А вам, Ракитин, вредно волноваться, — сказала она, лукаво поблескивая глазами, — цвет лица может испортиться, и потом у вас память, оказывается, никуда не годится. Совещание назначено не на восемь, а на девять тридцать. Райком начинает работать только в девять часов. Вам бы, товарищ член бюро, пора это знать.
Я возмутился:
— Это не у меня память никуда не годится, а у вас. Вы же сами вчера предупредили меня по телефону, что совещание в восемь. Из-за вас я даже позавтракать сегодня как следует не успел, так торопился.
— Подумаешь! — Цветкова как-то странно посмотрела на меня, чуть наклонив набок голову и все еще продолжая улыбаться. — Один раз можно и не позавтракать, ничего не случится. А с началом совещания я сама, видно, напутала. У меня ведь девичья память.
Я пожал плечами и ничего не ответил.
«Ладно, — мелькнуло у меня в голове, — за эти полтора часа можно будет еще лучше подготовиться к докладу. Тема-то очень ответственная».
Мы с Галей вошли в помещение райкома.
Непривычно гулко отдались наши шаги в пустых комнатах — тяжелая, мерная моя поступь и легкое постукивание Галиных каблучков.
Я обратил внимание на то, что у нее новые туфли. «Купила, наверно, недавно, — подумал я, — потому так и стучат».
Солнце светлыми веселыми квадратами лежало на полу в инструкторской, куда мы зашли сначала.
Пустые столы без инструкторов, в солнечных лучах вьются пылинки. Где-то скрипнула дверь. На той стороне двора, на крыше, расхаживают голуби... Я подошел к окну и открыл форточку. И вдруг почему-то совсем расхотелось заниматься докладом. Я еще никогда не видел райком таким... неофициальным. Кажется, это почувствовала и Галя. Она вышла на минуту и вернулась с томиком стихов Щипачева. Меня неожиданно рассмешил этот томик.
— Странный вы человек, Цветкова. Вот уж никогда не думал, что вы увлекаетесь поэзией.
— А чем же, вы думали, я увлекаюсь, — серьезно спросила она, — статистическими отчетами о неплательщиках членских взносов? Или протоколами вашего штаба? — В голосе ее ни с того ни с сего зазвучала горечь.
Я растерялся.
— Бросьте, Галя, — сказал я, стараясь понять, что с ней происходит. — Я ведь не хотел вас обидеть. Просто вы сегодня какая-то такая... — Не зная, что сказать, я пошевелил в воздухе пальцами.
— Какая? — продолжая оставаться такой же серьезной, переспросила Галя. — Назойливая? Вы это хотели сказать?
— Да хватит вам, — взмолился я наконец, — если хотите знать, я не меньше вас люблю поэзию.
— Ну, слушайте тогда.
Не глядя на меня, Галочка сердито нахмурила брови.