Поединок. Выпуск 2

22
18
20
22
24
26
28
30

— То-то и оно! Провалиться мне на этом месте, если широкая спина не принадлежит Виктору Мишеневу. Эх, хотя бы краешком уха услышать, о чем они там воркуют! О чем?

Но шум трясущихся вагонов и толстые стекла дверей превращали разговор в сцену из немого кино.

12

— Так я за вами заеду, — словно уже все решил сам, твердо сказал Мишенев.

— Это, Виктор, ни к чему. Скажите, когда выезд, и я буду в гараже...

— Бросьте! Выезжать будем в три утра. Почти затемно. Надо за Калинин выбраться до того, как малокаботажники свои телеги на дорогу выгонят!

— Всегда так рано выезжаете? — как бы молчаливо соглашаясь с предложением Мишенева, спросил Воронов.

— Не-е, — протянул Виктор. — Это больше от маршрута зависит. По какой дороге едешь. Если по Симферопольке, да еще в курортный сезон, то вылетать, как материковой кряковой утке, надо пораньше, затемно. Иначе полдня потеряешь.

Алексей написал на клочке бумаги свой домашний адрес, и Мишенев удовлетворенно буркнул:

— Знакомое местечко. Совсем по дороге. Буду точно. Не проспите.

Когда полусонный Воронов спустился вниз, в прохладный воздух едва-едва нарождающегося утра, фургон Мишенева глухо урчал у самого подъезда, а водитель стоял на асфальте посреди улицы и, закинув голову кверху, считал этажи — видно, проверял, не спит ли еще пассажир.

— Думал, будить придется, — проворчал он, здороваясь за руку с Вороновым.

Фургон лихо покатил по пустынной улице. Воронов, несмотря на полусонное состояние, успел заметить, что за рулем Мишенев как бы преобразился. И Алексей затих, присматриваясь, в чем это выражается и почему это произошло.

На Мишеневе ловко сидела застиранная ковбойка из шотландки, поверх которой, облегая ладный торс, белела отделочным мехом безрукавка, тоже видавшая виды, на голове цепко держалась маленькая чистенькая кепочка из зеленоватого брезента.

«Ну, конечно, в этой привычной одежде он как бы в своей тарелке. И это само собой разумеется, — рассуждал Воронов, время от времени отрывая взгляд от пустующего впереди блеклого полотна дороги и поглядывая искоса на Мишенева. — Нет, здесь что-то иное. Как он садился на свой облучок, как помог забраться мне! Да, именно в этот момент Виктор показался мне другим».

Воронов мучительно пытался уловить это ускользавшее определение, и Мишенев будто догадался о его муках.

— Особо не спешите о деле думать, — нараспев сказал он, не поворачиваясь от дороги. — У нас с вами времени хватит. Досыта наговоримся — путь предстоит неблизкий...

В эту секунду Воронов четко сформулировал долго ускользавшее определение — просто Мишенев был самим собой. Здесь он жил, здесь работал, и кабина тяжелого трейлера была его домом. Каждое движение подчинено строгой логике целесообразности, выверено до предела, скупо и эффективно.

В манере Виктора вести машину Воронову почудилось нечто, от красивости работы главного диспетчера, только мишеневская работа была более искренней, а потому и более впечатляющей.

Алексей устроился поудобнее на широком сиденье просторной кабины. Она убаюкивающе покачивалась на высокой скорости, словно плыла по легкой зыби.