Засмотревшись на пустую дорогу и думая о своем, совсем не причастном к мишеневскому делу, — о вчерашнем объяснении с Ларисой в зоопарке, — Воронов задремал. Проснулся, кажется, сразу. Но это «сразу» было именно кажущимся.
Во все ветровое стекло машины сияло солнце, стоявшее высоко над левой кромкой леса. Фургон тоже стоял — в очереди перед закрытым железнодорожным переездом. А за рулем сидела только половина Мишенева... Виктор высунулся в окно и беззлобно переругивался с водителем, вышедшим размять ноги из приткнувшегося где-то под капотом «Жигуленка». Воронов его поначалу даже не заметил...
— Вам какой двигатель ни ставь, вы все равно будете при обгонах висеть, как сопли, — говорил Мишенев, и спина его агрессивно дыбилась, хотя в тоне не чувствовалось злобы — скорее легкое презрение. — Не притормози я на том подъеме, сидел бы ты под самосвалом! А знаешь, сколько мне потом горбатиться пришлось, чтобы раскачать эту махину в гору? То-то! А вам что, вы только себя на дорогах и уважаете! И то не очень!
Видно почувствовав, что Воронов,проснулся, он обернулся и, улыбаясь, сказал:
— С добрым утром, Алексей Дмитриевич! Ну и спать вы здоровы! Я тут одного «Жигуленка» чуть не придавил, а вы даже и ухом не повели, — но, заметив смущение Воронова, весело добавил: — Это правильно, что поспали. Одна беда в том — водителю соблазнительно, когда пассажир рядом дрыхнет.
Мишенев был в прекрасном настроении и тому, похоже, не в малой степени способствовала погода: теплый, солнечный, сияющий день.
За переездом пробка быстро рассосалась. Скоростные легковушки ушли вперед. Удрали и газующие нещадно новые лихачевские самосвалы. Они вновь остались на дороге одни. Впрочем, теперь уже не надолго. Нет-нет да из-за спины выскакивали «Волги» или они сами доставали какой-то местный малокаботажный рыдван. Только здесь, в кабине трейлера, Воронов, привыкший ездить в стремительных, ничему не подчиняющихся оперативных машинах, ощутил давлеющее воздействие фактора постоянности скорости.
Чем дольше ехал Воронов, тем больше укреплялось в нем ощущение прямой параллели с кораблем. Размеренно, будто и независимо от воли кормчего, плыл тяжелый фургон то в разливе предосенних убранных полей, то вдоль прихваченной желтизной стены густого смешанного леса, подступавшего к самой дороге. Постепенно, но заметно для глаза, берез и осин становилось все меньше, а островерхие пики разлапистых елей подступали к дороге все ближе и ближе. Время от времени они проплывали сквозь деревни, мимо словно в солдатских шеренгах застывших одинаково окрашенных, по заказу, домов, с ярко полыхающими на солнце новыми крышами из оцинкованного железа.
В глухом лесу Виктор притормозил, завел машину в боковую аллею, и Воронов только сейчас заметил веселую вывеску русского ресторана. На поляне, где стоял теремок, отдыхало несколько фургонов. Все они смотрели задними дверьми в сторону ресторана. Мишенев тоже долго мудрил, гоняя громоздкую машину по тесной площадке, пока не поставил так, как хотел, и, довольно хмыкнув, предложил:
— Перекусим. Голод — плохой попутчик в дороге.
Они сделали заказ: русскую похлебку и мясо по-домашнему в горшочках. Воронов спросил:
— Ставите фургон так специально?
— А как же... Приходится хитрить. Дороги дальние, люди разные... Чтоб к вам лишний раз не заглядывать, еще и не то готов делать...
— Ну, а в туалет вышел или отвлекся с официанткой?
Мишенев засмеялся.
— Честное слово, вы говорите так, будто в фургон забраться что спички из кармана вытянуть. С ним повозишься. К тому же присмотритесь, — он одними глазами показал на соседние столики, где, беззаботно болтая, шумно ели водители других фургонов. Присмотревшись, Алексей заметил, что они будто несли коллективную службу дозора, временами поглядывая на машины. Стороннему человеку могло показаться, что они еще не налюбовались мощью своих трейлеров.
— Не всегда, конечно, такое идеальное место выпадает. Бывает, в сутолоке машину воткнешь, в сутолоке ешь, и мимо машины разный люд шмыгает. Но за долгие годы не доводилось видеть, чтобы кто-то с пломбами шалил в обеденное время. Чужой среди наших машин слишком заметен опытному глазу.
После обеда Мишенев поболтал с водителями идущих навстречу машин, порасспрашивал о дороге, вспомнил с кем-то совместную ночевку на юге, отказал пассажиру, просившемуся в попутчики, хотя Алексей легко мог потесниться и его поместить.
Потом, поведя плечами, как бы сбрасывая тяжесть обеда и проделанной дороги, сказал:
— В путь? — И сам себе ответил: — Трогаем.
ebooksa