Позывные из ночи,

22
18
20
22
24
26
28
30

Скрипнули половицы, раздался какой-то шорох. Хозяин, видно, не сразу отыскал дверь. Но вот он осторожно снял засов.

В первую минуту Орлову показалось, что при виде их Сюкалин от неожиданности даже растерялся. Его худощавое лицо как-то неестественно вытянулось, серые глаза смущенно забегали. Но вот он поборол смятение и ответил на приветствие:

— Ну, здравствуйте. Проходите в избу. Я так и знал, что это кто-нибудь из наших.

Вошли. Вся небольшая семья Сюкалина сидела за столом. И жена Петра Захаровича и теща узнали Орлова. С какой-то тревогой и даже испугом смотрели они на нежданных гостей. Хозяйка сдержанно пригласила:

— Проходите, крещеные. Чай с нами пить садитесь.

— Проходите, — как-то отчужденно повторил за ней Сюкалин.

«Что с ним? — мысленно недоумевал Орлов. — И встретил как-то не так…» Он взглянул на худые сюкалинские руки. Они слегка дрожали. И вдруг все стало ясно Алексею Михайловичу: «Думает — не верим. И в чем-то он прав. Ведь вот не хотел я Тойво брать с собой. Но тут была скорее осторожность, чем неверие». И теперь уже вслух Орлов сказал:

— А у нас добрые вести, Петр Захарович. Давай, Степан.

Гайдин достал из кармана какие-то бумаги и, обращаясь к Сюкалину, заговорил:

— Мы оттуда, из-за линии фронта, весточку о твоем сыне, Петр Захарович, принесли.

— Ой, где же он, родимый, живой ли? — бросилась к Гайдину хозяйка. Слезы полились по ее лицу, и она громко запричитала.

Засуетилась и бабушка Матрена, худенькая, узкоплечая, но еще бойкая старушка.

— Да погодите вы, — каким-то глухим, сдавленным голосом оборвал причитания женщин Сюкалин. — Скажи толком, Степан, откуда узнал о Володьке?

Гайдин рассказал, как ему удалось выяснить в республиканском военкомате, что сын Сюкалиных служит в Балтфлоте, и вручил Петру Захаровичу справку и документы, свидетельствующие о праве Сюкалиных на получение государственного пособия. Лица хозяев посветлели. Лед недоверия был сломлен окончательно. Петр Захарович, обращаясь к Орлову, сказал:

— Спасибо, товарищи! Спасибо! И особенно тебе, Алексей. И знаешь за что? За то, что первый Сюкалину поверил, а ведь знал про мои довоенные художества и прослышал обо мне плохого немало. Знал, слышал, а поверил. Мне эта вера, ребята, больше жизни нужна. Меня же многие люди за холуя вражеского считают. Того и гляди булыжником по затылку получу. А за что? За что, скажите?

— Такой уж пост у тебя, Петр Захарович, самый трудный. Крепись! — сказал Тойво, протягивая Сюкалину свою широкую ладонь, которую тот взволнованно пожал.

Что касается Алексея, то он был очень смущен. Сюкалин говорит: «Спасибо, что поверил». А верил ли он до конца? Ведь нет. Нет, черт возьми. Но пусть не знает об этом Петр Захарович.

— Что же это мы так дорогих гостей встречаем? — засуетился вдруг Сюкалин. — Накрой на стол, хозяйка.

Екатерина Петровна захлопотала, стараясь как можно лучше угостить разведчиков. На столе появились селедка, вареный сущик, сахар, сухари.

— А народу нашему ой как тяжело приходится, — продолжал Петр Захарович. — Недавно в Леликово пригнали из Петрозаводска, из концентрационных лагерей, двести человек на уборку урожая. Старых и малых — никого не щадят. А какие они работники? Голодные, да босые, посмотришь — кости да кожа. А эти изверги в погонах только и знают, что над людьми глумиться. Один до смерти запорол женщину и двоих детей. За что вы думаете? Ребята в соседнюю деревню пробрались — хлеба выпросить. А мать недоглядела. Вот какие нынче у нас «благодетели». Тяжело нашим людям, уж так тяжело! Живем как впотьмах. О своих ничего не знаем. Вы хоть вестями утешьте. Как там Красная Армия воюет? Враги распустили слух, будто немцы Москву и Ленинград уже взяли. Неужто так?