Граница

...Кто-то прошел по коридору, тихо, но я слышу. В соседней комнате дежурный по заставе говорит вполголоса: «Я — Орел. Давай, что у тебя». Сейчас будет принимать телефонограмму И опять шаги в коридоре. Это собирается на границу наряд. Через пятнадцать минут я поставлю перед ним боевой приказ. Потом я снова посижу в ленинской комнате, поколдую над своей тетрадью. Ложиться не буду: скоро на проверку пограничных нарядов, и тогда уже провожать и встречать наряды будет капитан.

Вот так и пройдет ночь. Вам это, наверно, покажется странным. А я привык. И спать не захочу ни в час ночи, ни в два, ни в пять часов утра. Я захочу спать лишь когда будет можно, когда начальник заставы прикажет мне: спи!

Сколько таких ночей было в моей жизни!.. Вся она, моя жизнь, кажется, только и состоит из таких ночей...

Я сижу в ленинской комнате и передо мной раскрытая общая тетрадь. Не то, что я заставский летописец, эдакий современный Пимен, а просто я люблю записывать свои мысли и вести дневник, или, как я его называю, ночные записки.

Я написал «ночные» и задумался. Потом мне пришла в голову мысль, что ночь и время имеют много общего. Конечно, это сначала непонятно, но я поглядел в открытое окно и ничего не увидал. Всё, что можно окинуть взором днем — хребты, реку, снежные вершины, живую тополевую изгородь, кусты, небольшие холмы, постройки — всё это прикрыто ночью, всё уравнялось.

Или вот, скажем, когда-то по тропе, которая ведет к Вороньему камню, так мне хорошо знакомому, спускались когорты Александра Македонского, прокладывая путь в Индию. А может быть, шли этим караванным путем китайские купцы на Восток или Марко Поло... А может, как раз у Вороньего камня произошло сражение с басмачами... Нет, пожалуй, бой произошел не здесь, а пониже, у старой заставы, не нашей старой, а  с а м о й  первой, и по тропе скакал отважный солдат, посланный к соседям за подмогой...

Все эти события, как ночью пики гор и крыши домов, прикрыты временем. А я знаю о них, знаю так же хорошо, как то, что за окном, в котором одна только ночь, — есть речка, тополя, убегающая к хребтам сельская улица... Люди! Жизнь!!!

И опять я думаю о ночи и времени.

Что осталось, скажем, в свидетельство тех времен? Хребты и тропинка к Вороньему камню, пробитая в горах? Ночи, такие же глухие и тихие?..

Я гляжу на книжный шкаф, и хотя не обо всем можно прочитать в нашей библиотечке, но я знаю, что следы времени остаются, они не умирают, так же, как герои. Остается  с л о в о. Оно передается из уст в уста, доходит легендой, сказкой, песней, оно ложится в книжную строку. И как бы ночь и время не затемняло большое и малое — слово человека освещает всё в ночи и приближает далекие времена...

Вот какие философские мысли приходят ко мне в эту позднюю пору.

 

Приходилось ли вам после долгого отсутствия возвращаться в знакомые места? Всплывают дорогие воспоминания. Сердце стучит, словно колеса на рельсовых стыках, и кажется, что эти самые колеса крутятся невероятно медленно. А когда сгущаются сумерки, вы отходите от окна, у которого стояли целый день, и радостно говорите себе: теперь уже завтра!..

Но разве возможно усидеть на месте? И вот вы снова у окна. Многое вам незнакомо. В этой широкой песчаной пустыне с одинокими пограничными вышками появились вышки иные — буровые, а возле железнодорожного полотна машины ловко укладывают широкие трубы газопровода; и там, где стоял кишлачок, там — поселок, и не просто поселок, а зеленый, весь в аллеях огней.

Всё будто знаешь, и всё тебе вновь: и это, до боли знакомое, южное небо с ярким поясом Ориона...

Словом, если вам после долгого отсутствия приходилось возвращаться в знакомые места, вы поймете мое состояние.

Казалось, еще только вчера меня провожали друзья, говорили: «Пиши, как устроишься», хлопали по плечу, и мне было грустно расставаться с ними. Когда это было? — спрашиваю я себя. — Неужели вчера?

Нет, это было не вчера и не позавчера. С тех пор я полтора года служил на Камчатке, три — за Полярным кругом, потом учился и вот — новое назначение, в краснознаменный отряд, где принимал присягу. Понимаете, что это значит?!. И еще две звездочки прибавилось на моих погонах.

Да, много лет прошло с тех пор, как я уезжал отсюда. Помню, мы стали прощаться, а лейтенант Титаев, Яшка Титаев, с которым мы начинали службу рядовыми, сорвал со своей головы фуражку. Фуражка у него была особенная, сшитая в Москве по заказу. Яшкой гордились в отряде, а он гордился своей фуражкой. Представляете ценность этого предмета?

— Пусть она всегда будет с тобой! — крикнул Яшка и кинул мне в руки свою фуражку.