Не верилось, что декабрь. Снега на улице не было. Ярко светило солнце.
Ченцов шел, задумавшись, и удивился, когда вдруг оказался перед серым двухэтажным зданием с резным карнизом. На фронтоне — герб с пятиконечной звездой в лучах солнца.
В этом здании решаются судьбы. И его, Ченцова, судьбу, тоже решат. Хотя она уже и без того решена.
Снова навалилась тоска и тревога.
В приемной секретарь — молодящаяся, предупредительная, знающая себе цену женщина — спросила вежливо:
— По какому делу?
Он достал повестку.
— Ах, Ченцов. — Она показала на дверь. — Пройдите к судье, гражданин.
Он оказался в комбате с широкими окнами. За столом — женщина в синем костюме. Подчеркнуто строгая. Стол низкий, тяжелый, заваленный папками. Несгораемый шкаф...
Он вдруг почувствовал робость.
— Дело мое должно слушаться... О разводе.
Судья положила локоть на стол. Прижала палец к щеке.
— Я сегодня не могу разобрать ваше дело, товарищ Ченцов.
— Почему? — недовольно спросил он.
— Отложили на послезавтра, Семен.
Он нахмурился: еще два дня.
И вдруг опешил. Как, как она его назвала? Семен?!
Теперь он смотрел на нее. Миловидная, но усталая. На шее газовая косынка. Золотые волосы стекаются в тугой узел, открывают высокий лоб и маленькие уши, схваченные клипсами. Черные глаза с монгольским разрезом. Где-то он уже видел эти глаза. И едва заметную оспинку на щеке.
Она поправила косынку. Удивительно знакомым движением — неторопливым и мягким.
Ченцов вдруг вспомнил это движение. Спросил, еще не веря себе: