— Раз такое дело — поехали, — согласился Ковалев.
— Николай Иванович, — в голосе Сергея послышались умоляющие нотки. — Разреши, я вместо тебя операцию возглавлю?
— Это почему же? — удивился Ковалев.
— Ты женатый человек, ребенка имеешь. Неровен час... Ну сам понимаешь, поберечься нужно...
— Нет, Сережа, — ласково, но твердо заметил Ковалев. — Операцию возглавлю сам. В этих делах я стреляный воробей. А ты побудешь тут за меня. Тоже дел хватит.
За эти три месяца Ковалев привязался к своему помощнику. Сергей был смелым парнем, умел толково решать вопросы. Недаром же он за год (пришел в милицию по комсомольскому набору) вырос от агента уголовного розыска до заместителя начальника отделения.
— Николай Иванович, — обиженно сказал Сергей, — может, раздумаешь? В крайнем случае, хоть тут не оставляй...
— Разжалобить стараешься? Ну ладно, с собой возьму, но смотри, номер какой-нибудь не выброси.
— Спасибо! — вспыхнул Сергей. — Как прикажете, все сделаю. Вот увидите.
Оба умолкли. Сергею было радостно оттого, что вот он, наконец, дорвался до настоящего дела — не то, что ловить заурядных жуликов, разбираться с делами о самогоноварении или бродяжничестве.
На десять лет был старше Ковалев своего помощника. Но сколько пришлось за эти годы хлебнуть всякого лиха — другому за всю жизнь и малой толики такого не достанется.
Девяти лет остался Николай вместе с тремя младшими братьями без родителей. Жили у деда, а когда вскорости и его не стало, пошли по миру. За кусок хлеба, миску щей гнул спину на богачей с утра до ночи. В семнадцать лет ушел добровольцем в Красную Армию, приписав себе для солидности пару лет.
И закрутил парня вихрь революции. На фронт, правда, не попал, кадетов не бил. Направили в батальон ВЧК на внутренний фронт — порядок охранять. Но этот фронт мало чем отличался от передовой. Редкая ночь обходилась без тревог, выстрелов, настоящих боев.
И даже в двадцать первом, когда закончилась гражданская, для Ковалева и его товарищей война продолжалась. В первых числах января батальон срочно подняли по тревоге. Вместе с курсантами пехотных курсов, расквартированных в Царицыне, посадили на бронелетучку. Застучали колеса, отмеривая версты в морозной мгле. Ехали бойцы усмирять новоявленную контру. В Михайловке поднял восстание караульный батальон под командованием офицера Вакулина.
На рассвете бронелетучка запыхтела у железнодорожного моста, перекинувшегося через замерзшую Медведицу.
Бойцы рассыпались в цепь, ринулись в атаку по глубокому снегу. А бронелетучка открыла огонь из орудий по станции Себряково. Мятежники не выдержали яростного удара и отступили.
Но еще не одну неделю гонялись за этими отщепенцами красноармейцы, чекисты и милиционеры, пока удалось полностью подавить мятеж, пока в селах, и хуторах северных и заволжских уездов для жителей не наступил покой. Немало бойцов полегло в боях и стычках с бандитами...
Трудный, очень трудный выдался двадцать первый год в Поволжье. Едва покончили с Вакулиным, как по весне объявились в заволжских степях новые атаманы, «идейно не согласные с Советской властью» братья Еркины, собравшие вокруг себя отродье всех оттенков и мастей.
Неделями бойцы-чекисты не слезали с коней. Длинные переходы чередовались с кровопролитными стычками.
Однажды на исходе апреля, когда хуторяне повсеместно праздновали пасху, батальон чекистов, еще не остывший от боя, вступил в Луговую Пролейку.
ebooksa