3
...Светает. Едва ощутимый ветерок чуть колышет макушки сосен, легко и таинственно шумит в вышине хвоя. Приятная осенняя свежесть наполняет лес. В эти минуты перед восходом солнца, когда лесная чаща еще окутана мглой, чувствуется, как медленно и нехотя она расстается со сладкой дремотой.
Спит озеро. Над водой будто тает, растворяясь в воздухе, голубоватое облачко тумана. За озером чернеет суетой молодой ельник, а еще дальше — вековой лес: гордо раскинули, точно огромные шатры, свои мохнатые кроны могучие сосны. На их вершинах заиграли первые лучи солнца, и лес с торжественным шопотом пробудился, наполнился тихим звоном.
Сквозь густые ветви тонкими золотистыми нитями просачиваются лучи солнца; они вспыхивают на стволах, опускаются все ниже и ниже и, наконец, бросают свои блики на кусты, на позолоченные, тронутые осенью листья.
Всюду приторный аромат папоротника, пахнет мохом, прелью, перестоявшимися грибами.
Закричала иволга где-то за озером, в глухом ельничке, закричала громко и тревожно.
Кривовяз вздрогнул и очнулся от забытья.
— Фу, чорт, неужели уснул?
Машинально застегнув кожанку, он встал с замшелого пня и огляделся, все еще не совсем соображая, что произошло: лес посветлел, на соснах играли солнечные блики.
— Нехорошо, — с укоризной в голосе проговорил Кривовяз, как бы осуждая родившийся день за его золотистую россыпь лучей, за ясную синь неба и крики иволги.
Всю ночь бодрствовать, бороться с дремотой и вот перед самым рассветом уснуть — просто обидно. Кривовяз передернул плечами от холода, засосал с раздражением трубку и вдруг заметил, что она еще не потухла. Это успокоило и даже развеселило его, — значит, только задремал, может быть, каких-нибудь несколько минут и спал-то.
Он с наслаждением затянулся и почувствовал едва уловимое опьянение не то от табака, не то от чистого утреннего воздуха. Пройдясь твердым и крупным шагом по поляне, от пня до ближайшего куста и обратно, он окончательно стряхнул с себя дремотное состояние.
Холодок вызывал легкий озноб Кривовяз подошел к костру и протянул руки к теплу. Костер еще горел. Огонь лениво лизал обуглившиеся уже поленья; они умирали бесшумно, исходя обильными каплями смолы.
Кривовяз присел на корточки, стараясь не задеть спящего Бояркина; тот широко раскинулся и сладко похрапывал. «Ишь ты, ровно младенец», — улыбнулся Кривовяз и осторожно отодвинул руку молодого партизана от огня. Тут же вокруг костра спали и остальные партизаны.
С легкой завистью смотрел на спящих Кривовяз. «Хорошо! Сон-то какой в лесу, сладость одна», — думал он и молча долго, с доброй улыбкой наблюдал за ребятами, вслушиваясь в их ровное, спокойное дыхание.
Легкий дымок от костра поднимался над поляной, вился к небу тонкой, ровной струйкой. День ожидался хороший. Это радовало Кривовяза. Впереди лежало еще много километров пути, — тяжелого, лесного, без дорог, без троп. Группа во главе с ним уже третьи сутки шла за партизанской бригадой, пробивавшейся после тяжелых двухнедельных боев на запад. Группа охраняла тылы бригады, прикрывала отход.
Солнце вставало над лесом по-осеннему ясное, но не горячее. На поляну упали его первые лучи. «Пора поднимать ребят, — решил Кривовяз, — время.»
— Сашутка! — громко окликнул он своего ординарца. — Как дела с рыбой?
Разбуженные окриком, партизаны подымались, жмурили глаза, ослепленные светом, и молча принимались складывать свои нехитрые походные постели: плащпалатки, маскхалаты, пальто, шинели, стеганые ватники. Вскоре из-за кустов показалась голова Сашутки. Он лукаво улыбнулся и отозвался:
— Айн минут, товарищ комбриг!
ebooksa