— Знакомьтесь, — сказал старик Вагнер.
Когда Густ поднялся со стула и подал руку Андрею, тот подумал, что он чем-то напоминает ему Игната Нестеровича Тризну. И в течение всего разговора он наблюдал за гостем, стараясь отыскать знакомые черты, но безуспешно. Ни лицо, ни глаза, ни волосы, ни рост не имели ничего общего с Игнатом Нестеровичем. Лишь через несколько минут Андрей понял, что Тризну Адольф напоминает своим голосом, отрывистым, энергичным, подчас резким. «Да, да. Именно этим», — окончательно решил Андрей, вслушиваясь в то, что говорил Адольф Густ. А он, ни к кому не обращаясь, продолжал рассказ:
— Оба они, видимо, из Бремена, перепуганы насмерть, мечутся по вокзалу и все охают и вздыхают: «Когда же конец?». Я не вытерпел и рассмеялся: «Конца, говорю, захотели? Не торопитесь. Наберитесь терпения. Конец придет по земле, а не по воздуху. Это только начало... Мы еще узнаем, что такое война». В другое время меня за такие слова в гестапо оттащили бы, а сейчас нет. Один закрыл глаза и смолк, а другой начал молиться. Я искренне рад, что Мюнхен стал похож на Чернигов, Оснабрюк на Брянск, Гамбург на Минск, Нюрнберг на Орел, Кельн на Курск. Искренне рад. Это неизбежная и главное — необходимая расплата. — Адольф замолк, перевернул щипцами перегоревшие дрова и продолжал: — Когда меня определили в войска «СС» и отправили на восточный фронт, я еще не имел представления, кто такие эсэсовцы. И я узнал, кто такие эсэсовцы. Никто из вас не видел и не увидит столько крови, сколько видел я. На моих глазах совершались: чудовищные зверства, гнусные убийства, пытки, насилия, издевательства. Однажды в белорусском селе закопали живьем в землю жену партизана. Она отказалась вести зондеркоманду в лес. Я помню и сейчас ее фамилию: Вакуленко. Ей связали руки, ноги, а потом бросили в яму полуметровой глубины и засыпали землей. Земля шевелилась долго, с полчаса. Тогда я... да, тогда... впервые заплакал, а потом сбежал. Вот тут, — Густ прижал руку к груди, — у меня появилась какая-то боль, она не давала мне покоя. Я начал ненавидеть всех, кто носил форму «СС». Больше того, я почувствовал презрение к самому себе...
— У вас есть брат? — прервал Густа Никита Родионович.
Тот удивленно посмотрел на Ожогина.
— Есть.
— Он старше вас?
— Да.
— Звать его Иоахим?
— Да.
— Каков он по внешнему виду?
Адольф описал внешность брата. Сомнений не было, друзья только что беседовали с ним на улице.
— Значит, с вашим братом мы познакомились раньше, чем с вами, — сказал Андрей.
— Вполне возможно. С ним не трудно познакомиться.
— Почему? — поинтересовался Никита Родионович.
— Он очень неосторожен. Говорит все, что взбредет в голову.
— И вы его порицаете?
— А почему бы и нет? Надо от слов переходить к делу. Сколько можно болтать.
Густ смолк, достал щипцами из камина маленький уголек и прикурил. Его русые, немного вьющиеся волосы спадали завитками на большой влажный лоб. Густ убрал их рукой и отодвинулся от огня.
Покурив, Густ начал прощаться, но Вагнер не пустил его и оставил обедать.