— Пойдем, — предложил Алим. — Гуго доложит...
Друзья свернули в переулок и направились к дому.
— Наверное, скоро конец войне, — высказал предположение Алим. — Вот хорошо было бы...
Андрей ничего не ответил. Он торопливо шел, не оглядываясь. Вагнер встретил их у калитки.
— Ну как? — встревоженно спросил он.
— В городе американцы, — ответил Грязнов.
— Пришли, все-таки, — покачав головой, проговорил в раздумье старик и запер калитку на ключ.
Постояв некоторое время у забора, он посмотрел на сад, потом прошел по аллее к яблоням, вернулся назад, не зная, что делать. Взгляд его остановился на оставленной у дерева лопате. Обычно аккуратный Вагнер не допускал беспорядков в хозяйстве, все лежало на своем месте, но сейчас он даже не попытался убрать лопату. Он безразлично смотрел мимо деревьев куда-то в пространство. Глаза его были открыты, и глубокая грусть заволокла их влажной пеленой.
27
На пятый день после вступления американских войск в город Вагнеру объявили, что в его доме будут проживать два офицера, и приказали приготовить комнату. Старик воспринял распоряжение новых властей с полным безразличием. Он молча выслушал квартирмейстера и кивком головы выразил согласие. Когда дверь захлопнулась, он вошел в столовую и тяжело опустился в кресло. Последнее время старик стал неузнаваем, он осунулся, одряхлел. Все реже и реже выходил он в сад, хотя там уже хозяйничал апрель, наливались соком деревья, лопались набухшие почки.
— Не этого, не этого я ждал, — то и дело повторял он с грустью.
Он опасался, что скоро вернется его племянник. Это возможное возвращение Вагнер связывал с приходом американцев.
— Пусть живут все, кому хочется, дом уже не мой.
Извещение о новых квартирантах было последним ударом, который привел старика в полное оцепенение.
— Куда же мы их поместим? — спросил Алим Вагнера.
Старик, казалось, не слышал вопроса, он даже не повернулся в сторону своего юного друга и только глубоко вздохнул. Алим положил руку на плечо старику и попытался отвлечь его от нерадостных мыслей:
— Пустим их в спальню, там они не будут нам мешать, а сами перейдем в ваш кабинет.
— Мне все равно, — ответил Альфред Августович, — поступай, как считаешь нужным. — Он встал, подошел к пианино, закрыл его на ключ, снял со стены скрипку и понес ее в кабинет. Оттуда он уже до самого обеда не выходил.
— Плох старик, совсем плох, — заметил Алим.
Андрей понимал состояние Вагнера. Старик чувствовал, что сын его, ставший советским партизаном, не захочет вернуться сюда, по крайней мере сейчас, когда в городе американцы.