Марина Кузьмина во всех подробностях поведала Кузнецову, как сложилась ее судьба после гибели мужа на польской земле.
Рана ее оказалась очень серьезной. Она долго лежала в Смоленском госпитале. Потом уволилась в запас, приехала в Челябинск к свекрови. В канун окончания Великой Отечественной войны родила сына и в память о погибшем отце назвала его Иваном. Три года прожила вдовой. А на четвертый вышла замуж за брата Ивана — Василия Кузьмина, овдовевшего после войны. Василий Кузьмин усыновил маленького Ивана Кузьмина.
— Получилось так, что моему парню и фамилию менять не надо было. — рассказывала Марина.
В дни, когда началось освоение целины, Василий и Марина Кузьмины переехали в Казахстан и с тех пор живут там. Муж руководит тракторной бригадой, а жена стала комбайнером.
— Есть у нас и второй сын, семи лет. Его назвали Василием, — продолжала Марина. — Так и растим с мужем Ивана Ивановича и Василия Васильевича.
— Теперь бы еще Аркадия Ворожцова отыскать, — с грустью заметил Кузнецов. — Ведь с ним мы прошли огонь и воду.
— Если он остался живым — найдете, — утверждала Марина. — Обязательно найдете.
Первого мая 1959 года в Свердловском аэропорту приземлился очередной пассажирский самолет, прибывший из Ижевска. По трапу сошел рослый, ладно сложенный пассажир в новом сером габардиновом реглане, в фетровой шляпе и бросился в крепкие объятия коренастого, широкоплечего мужчины в темно-синем костюме и, фуражке гражданского летчика. Это встретились Александр Васильевич Кузнецов и Аркадий Николаевич Ворожцов.
— Хорошо, что ты прилетел. Отгуляем двойной праздник, — начал Кузнецов, шагая с гостем по асфальтированной дороге, ведущей с аэродрома к его квартире. — А я почему-то сомневался, что ты выполнишь обещание.
— Сказано — сделано, — ответил Ворожцов. — Ты ведь так меня учил в Лодзи.
— Молодчина! Ведь сущий ад прошли, и выжили, и встретились, чертушка. Тебя, должно быть, кто-то на роду заговорил, — радовался Александр и среди дороги цепко схватил гостя за плечи, пытаясь согнуть его и заглядывая в моложавое лицо. А Аркадий, возбужденный, громко смеющийся, сильный, стоял, точно вросший в землю.
— По-моему, нас обоих заговорили от всяких смертей.
— Ну, и как нашел меня? Я ведь из телеграммы ничего не понял, — заинтересовался Кузнецов.
— Человек в наше время не потеряется, — отвечал гость. — А особенно тот, кого знают не только в нашей стране, но и подальше.
— Нет, на самом деле?
— На самом деле так. Я послал письмо польским друзьям, и мне сообщили, что ты жив, здоров и работаешь в Свердловском аэропорту. Оттуда же я узнал и о смерти Константина Емельяновича.
Сидя за праздничным столом в кругу семейства Кузнецовых, Ворожцов рассказывал:
— По лагеря я скитался до тех пор, пока к Линцу не подошли наши войска. Мы разоружили конвоиров (а их было до двухсот человек). Главарей, которые зверствовали на каждом шагу, тут же прикончили. Два дня охраняли лагерь своими силами. О нашей судьбе узнали в одной дивизии. В лагерь приехал полковник. Нас посадили в машины и определили в госпитали. Так и закончилась лагерная жизнь. Вот мой паспорт за те годы.
Ворожцов достал из блокнота справку, отпечатанную на русском языке и подписанную Игнацы Лога-Совиньским, показал ее Кузнецову. Тот прочитал:
«Настоящим сообщаю, что Ворожцов Аркадий Николаевич в 1942 году находился в немецком лагере военнопленных, откуда бежал с помощью рабочих и подпольной организации Польской рабочей партии города Лодзи.