Бенгальские душители

Подоспевший врач, пробившись сквозь толпу, первым делом занялся судьей. Разрезал шарф, скрывавший фиолетовый след на шее. Пощупал пульс, послушал сердце. Никаких признаков жизни! Но он не сдавался: попытался пустить кровь, сделать искусственное дыхание. Однако безрезультатно: судья Нортон мертв!

Чтобы все знали, чьих рук это новое преступление, к стене, над головой покойного, опять была прикреплена кинжалом точно такая же записка, что и в прошлый раз.

«К смерти приговорен пандитами. Убит мною. Берар».

Из ближайшей больницы принесли двое носилок. На одни положили тело судьи, на другие — несчастную вдову, издававшую в беспамятстве короткие бессмысленные восклицания.

Весть о третьем убийстве молниеносно облетела весь город. Журналисты, падкие до сенсаций, спешили к телефону, чтобы первыми сообщить новость. Столица Британской Индии бурлила. Из уст в уста передавались новости, одна тревожнее другой. Англичане возмущались: таинственный и грозный орган судит и приговаривает к смерти высших сановников империи, а власти бездействуют!

В ту же ночь пятьсот самых известных и уважаемых жителей Калькутты — представители военной, административной и судебной аристократии, крупные торговцы, финансисты и промышленники — получили послание, повергнувшее их в ужас, хотя некоторые и пытались поначалу представить его как злую шутку. В нем говорилось:

«Мы, избранные от пяти каст, собравшись вместе, заявляем, что капитан Бессребреник ни в чем не повинен. Он незнаком ни с пандитами, ни с факирами, ни с кем-либо еще из местных жителей. Клянемся в этом на крови!

Во имя высшей справедливости мы требовали его освобождения. Нам отказали. И тогда мы жестоко покарали лиц, повинных в этой несправедливости.

Он будет освобожден, ибо такова наша воля!

Однако жизнь капитана Бессребреника находится в опасности, так как судьи, которым никак не удается собрать улики против узника, способны устранить его в стремлении скрыть свой позор.

Мы требуем, чтобы ему была дарована жизнь, и он будет жить!

Гарантия его жизни — вы, наши заложники.

Если он погибнет, погибнете и вы. Это наше решение, и ничто не спасет вас.

Ваши дома, заводы, магазины и склады будут уничтожены.

И в довершение на город будет напущена чума, ибо так решили всемогущие, требуя справедливости.

Трепещите и повинуйтесь!»

На каждом послании, там, где обычно ставится печать, были изображены четыре ладони, а между ними — лотос.

Положение заложников было незавидным. Авторы грозного предупреждения уже доказали, что без колебаний карают самых влиятельных лиц и при выполнении своих решений не останавливаются ни перед чем. Никто не знал, что это за люди, обладающие подобным могуществом, кто их сообщники, откуда черпают они информацию, и неизвестность лишь усиливала страх.

Заложники понимали, что их судьба отныне связана с судьбой капитана Бессребреника, богатого оригинала-янки. Опасаясь за его жизнь, от которой зависела их собственная, они устраивали совещания для выработки совместных действий, послали телеграмму вице-королю, наслаждавшемуся жизнью в своем царственном дворце, направили ему петицию, содержавшую, как и телеграмма, просьбу об освобождении Бессребреника из тюремного заключения, и даже собрали по подписке огромную сумму в миллион фунтов стерлингов, чтобы умилостивить власти.

О, какую трогательную заботу об узнике проявляли теперь все они, эти до мозга костей эгоисты, утопавшие в богатстве и роскоши! Заложники опасались всего: казни Бессребреника без суда, бесследного исчезновения его из тюрьмы, как это часто случалось с лицами, попавшими в категорию государственных преступников, и даже просто болезни, вплоть до насморка. Как им хотелось, чтобы он поскорее вернулся на яхту и навсегда покинул Индию!