Имею право сходить налево

22
18
20
22
24
26
28
30

– Бесполезно… – поморщился охранник, – она стальная…

– Слава, сходи, купи воды, – приказал Антоныч.

Сунув руку в карман, я вспомнил, что мой бумажник остался вместе с пиджаком в машине.

– Гера, дай денег.

– У меня только крупные. У… сволочь!.. – и он взмахнул прикладом, заставляя охранника свернуться клубком.

У Гриши нашлось несколько десяток.

Отперев дверь и передав ему пост, я пересек дорогу и вошел в магазинчик напротив.

– Две бутылки минеральной.

Посмотрев на меня, как смотрят скрипачки Спивакова на участников программы «Играй, гармонь!», продавщица выставила передо мной две емкости.

– Что-то ты сегодня не очень выглядишь, – сказала она. – Если не завяжешь, плохо кончишь.

Кончаю я всегда хорошо. Не желая разговаривать с глупой бабой, я перешел дорогу и постучал. Войдя в антикварный салон, я заметил, что ничего не изменилось. Все на своих местах.

– Ты так в колготках и ходил?

Я повернулся к Грише и провел ладошкой по лицу. Раньше этот союз ладони с капроном вызывал во мне только положительные эмоции, сейчас я испытал отвращение. Швырнув одну бутылку Антонычу, я скрутил крышку со второй и перевернул ее вверх дном, целясь струей в открытый рот толстощекого.

Сделав несколько глотков, он зафыркал как кот и стал закрываться рукой. Чтобы она ему не мешала, Антоныч наступил на нее ногой. Тогда-то и произошло чудо – Гера был прав, – толстощекий открыл глаза и, глядя ими еще не осмысленно, но уже глядя, сел, прижавшись спиной к витрине.

– Где ковер, сволочь? – приступил к нему Гера со штыком наперевес.

Одурев окончательно, толстощекий посмотрел на меня, ища защиты.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Мирослав… – пробормотал он, очарованно глядя на острие штыка, которым Гера выводил перед его носом восьмерки.

– Мирослав Халуев?

– Да…