Игнатьев вновь развернул свою скатерть-самобранку, выдвинул ее на середину стола.
— Пожалуйста, отведайте, папаша, с нами армейских харчей!
— Спасибо. Сейчас и себе стаканчик налью. Вы уж не стесняйтесь… Под салфеткой лук, огурчики… Берите.
Старик сходил на кухню, принес чистый стакан и нацедил вина.
— Норок!
— Норок, — ответил Спасов, затем спросил: — И много у вас вина?
— Еще с полтонны осталось. Распродаю. Может, на базаре и поболе выручил бы, да нет часу ждать. Сын у меня тяжело пораненный. Лежит в госпитале в городе Кургане. Знающие люди говорят, что это где-то за Уралом. Вот мы со старухой и решили проведать, мало ли что может быть и с нами, и с ним.
— И правильно, что решили проведать, — сказал Спасов. — Вино новое уродится, а сыну будет приятно увидеть отца и мать за тысячи километров от родных мест. И верьте, ваш сын здоровым вернется. Сейчас наша медицина чудеса делает…
— Спасибо на добром слове. Мы тоже надеемся.
— Пожалуйста, угощайтесь, — снова сказал старшина.
— Кусочек сала возьму. С зеленью — вкусная вещь…
— Своего-то сала нет, наверно? — поинтересовался Спасов.
— Есть, да бережем. Сыну хотим повезти. Поросенка держим, но зарежем уж, как вернемся. Думаем, может, сын-то не очень плохой. Как домой его привезем, тогда кабанчика и заколем. Свежее мясцо, уход, вино, стены родные… Это же помогает. Все так говорят.
— Верно, верно, — сказал старшина. — Я несколько раз ранен был, ноги перебиты, селезенку удалили, а вот побыл месяц дома, и уж снова служить могу. Пусть не так, как было когда-то, в начале войны, но все же…
С контрольно-пропускного пункта донесся длинный-длинный сигнал: видно, оказия появилась.
— Нам, наверно, — сказал старшина.
— Сворачивайте скатерть-самобранку, — сказал Спасов.
— Сворачивать вроде и нечего, — ответил старшина.
— Тогда «на посошок» пропустим, и в путь. Спасибо дежурному, надоумил… Отлично пообедали, и время незаметно пролетело. Спасибо и вам. За вино, за гостеприимство, и вообще — благополучия вашему дому.
— Спасибо и вам, — поклонился старик гостям.