Поезд пошел под уклон. Где же зеленый шатровый вокзал, так уютно встречавший и провожавший в молодости? На его месте стоит белокирпичное длинное здание, на нем большими буквами выведено: «Оковецк», Александр перевел взгляд направо. Слава богу! Все так же карабкаются там на холм дома окраинной улицы и песчаная дорога, виднеется сосновый лес. Видна чудная зелень луга. И небо пылает так знакомо и нежно над этим лесом и холмом. Еще минуты две. Сильно и привычно запахло мазутом, дымком, влагой от низинки — и поезд остановился. Только спрыгнул — Семенюк.
— Александр Степаныч!
— Здравствуй.
Они обнялись, похлопали друг друга по спинам. Семенюк был на новенькой желтой «Ниве».
— Поедем ко мне, Александр Степаныч. Таня комнату приготовила — квартира большая.
Рябиков замялся на секунду, но потом все-таки сказал:
— Ты меня извини, Федор, но у меня свои правила. Отвези-ка меня в гостиницу. И кстати, зови меня по-прежнему, что за церемонии?..
2
Проснулся — показалось, что уже очень поздно: вся комната ярко освещена солнцем, высвечена каждая щель в полу. Вскочил, умылся, оделся, наскоро побрился электробритвой — наверное, Семенюк уже ждет. А взглянул на часы: восемь утра. Походил по комнате с неожиданным праздничным чувством. И откуда только оно появилось? Может, от голубых обоев, которыми оклеены стены? Или от всего этого непритязательного уюта деревянной районной гостиницы? А, вот что еще: глубокая тишина вокруг. Выглянул в окно — все те же черные старые березы, во дворе огромные поленницы дров. Вокруг — огороды. Пахнет зеленью.
Спустился вниз, позавтракал под неторопливый разговор буфетчицы с горничной. Прошло всего двадцать минут. А не пройтись ли по базару — он как раз напротив гостиницы? Заодно взглянуть на стадион — любимое место молодости, здесь в воскресные дни бывало очень хорошо, приходил с друзьями на футбольные матчи районных команд, гуляли в праздничной толпе, говорили, пили пиво.
Ну конечно, сейчас здесь пусто. Но почему же, черт возьми, забор-то почти весь повалился, неужели нельзя подремонтировать? И скамьи сгнили, да так никто и не обращает на них внимания. Нужно Семенюку сказать — депутат, пусть проявит заботу. А вот у синего ларька маленькая толпа, суета, голоса. Ага, пиво. Любители уже нашлись. Александр подошел к ларьку. Пиво отпускали мужчина и женщина, наверное, муж и жена: по коротким репликам, по тому, как они и не глядя видели друг друга, по схожести лиц — с годами совместной жизни всегда переходит что-то от одного к другому — это легко понять.
В толпе были почти одни молодые парни лет по двадцати, двадцати с небольшим, с ними несколько девушек. Они жались в сторонке. Александр пристроился за последним. Жажда не мучила: просто хотелось как-то приобщиться к этим первым встретившимся сегодня оковчанам.
Вдруг в толпе вспыхнула гнусная ругань. Заругались с каким-то волчьим азартом, широко разевая рты, оскаливая зубы, выкатывая бешено глаза.
— Эй, потише! — не выдержал он. — Вы что же, женщин не видите? Да и вообще — что за дикость такая!
Очередь обернулась с хмурым удивлением. Мужчина и женщина, наливавшие пиво, замедлили движения, вопросительно уставились на него, потом мужчина, нарисовав на бледном одутловатом лице снисходительную улыбку, сказал:
— Да, ругаться бы не нужно…
— А ты кто такой, а?.. — воскликнул лихорадочно, как ужаленный, один из парней. — Женщины! Пусть слушают, если стоят.
Но он не произнес ни одного ругательства, и Александр не ответил. Другие парни тоже закричали, повернувшись к нему. Не ответил и им. Тогда кто-то из них двинулся к нему, подняв перед собой смуглые жилистые руки, сжимая кулаки. Но тут из толпы вышел невысокий, длинноволосый, похожий на Махно паренек, и загородил Александра.
— Ты что, человек же прав…
— А, прав! Погоди, попью пива — поговорим!..
ebooksa