— Ну, что же мы теперь будем с ним делать? — прерывает размышления Уралова инженер-полковник Шахов, зябка поеживаясь на влажной от росы траве. — Каким образом подступимся к нему?
— Может быть, осторожно сетку набросим? — предлагает Джансаев.
— Нет, это не годится, — отрицательно мотает головой Уралов. — Даже если при этом не сработают его фотоэлементы, ему все равно сразу же подадут команду к «самоубийству», как только он передаст хоть один кадр сквозь эту сетку.
— Разве он передаст это тотчас, а не будет ждать ночи?
— Сегодня он может вести передачи и днем, — убежденно заявляет Уралов. — Его хозяева непременно захотят узнать возможно раньше обо всем, что тут будет происходить.
— Значит, нужно получше присмотреться к нему, может быть, мы сумеем обнаружить где-нибудь слабое звено.
Приняв решение оставить тут Джансаева со связным, Астахов приказывает всем остальным идти завтракать, чтобы с семи часов продолжить инсценировку запуска «новой» ракеты.
16
Старший лейтенант Джансаев смотрит на «ежа» с таким вниманием, что боится даже глазом мигнуть, чтобы не прозевать какое-нибудь его движение. И хотя «еж» по-прежнему неподвижен, Джансаеву все время кажется почему-то, что он лишь притаился до поры до времени, и стоит отвести от него взор, как он тотчас же предпримет что-нибудь…
Так ли это было на самом деле или все дальнейшее произошло совершенно случайно, только «еж» действительно пришел в движение, едва Джансаев отвел глаза от бинокля, чтобы взглянуть на часы. Может быть, «еж» и раньше совершал это движение, но так медленно и осторожно, что глаз старшего лейтенанта не улавливал его. Однако Джансаев замечает теперь, что ноздреватое тело «ежа» сместилось немного вправо.
«А что мне делать, если он вдруг покатится? — тревожно думает старший лейтенант. — Неизвестно ведь, какая у него скорость… К тому же вон там, правее, густая трава. Ищи его потом!..»
Положение усложняется еще и тем, что к «ежу» нельзя подойти близко, чтобы не попасть в поле его «зрения». Мало ли что может предпринять этот аппарат, «увидев» возле себя человека… Но вот он, кажется, снова замер. Надолго ли? Готовится, может быть, предпринять что-то более решительное?
Летят секунды, минуты, а он по-прежнему неподвижен. Не померещилось ли Джансаеву, что «еж» двигался? Движение было ведь таким незначительным. Он сместился, видимо, всего на несколько сантиметров. Но что это происходит с его антенной?.. Она, кажется, поворачивается вокруг своей оси? Ну да, конечно! Очень медленно, но определенно поворачивается. И еще какая-то былинка вырастает из центра его корпуса… Очень тоненькая, зеленая, с небольшим утолщением на вершине.
Джансаев торопливо настраивает окуляры своего бинокля на еще большую резкость. Утолщенная головка стерженька видна теперь совершенно отчетливо. Похоже, что она, так же как и антенна, медленно вращается.
«Уж не перископ ли это? — думает Джансаев. — Он выдвинулся на целых полметра. Осматривает местность, наверно…»
Предположив такое, старший лейтенант невольно прижимается к земле, опасаясь попасть в поле зрения «ежа». А «еж» снова приходит в движение, но не катится, а разворачивается примерно на сорок пять градусов то вправо, то влево. Перемещаясь зигзагами, он взбирается вскоре на холмик, покрытый выгоревшей на солнце желтой травой.
«Наверно, он может и перекатываться, — размышляет Джансаев, не отрывая глаз от окуляров бинокля. — Сейчас антенна и перископ мешают ему это сделать. Но они, конечно, убираются, когда ему нужно преодолевать большие расстояния».
А «еж» вполз уже на вершину холмика и, повертевшись в разные стороны, занял, видимо, более выгодную, чем раньше, позицию для наблюдения за стартовой площадкой полигона.
«Начинает он, кажется, и желтеть, — замечает вдруг Джансаев. — Прав, значит, Уралов, — аппарат окрашивается под цвет местности. Совсем как хамелеон!»
«Еж» действительно становится постепенно почти таким же желтым, как и выжженная солнцем трава на холмике. Его уже нелегко отличить от нее.