Именем закона

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты думаешь, в связи с этим, что я ошибся в своих подозрениях? — щурится Волков. — Тот, кто их консультирует, конечно, не дурак. И уж во всяком случае достаточно осторожен. Пожалуй, он не порекомендует им тотчас же сдавать эту машинку в продажу, а посоветует переждать какое-то время. Но пусть Алехин продолжает вести наблюдение за комиссионными магазинами. Как, кстати, у тебя с ним? Все еще недоволен, что я его тебе сосватал?

— Да в общем ничего вроде… — неопределенно отвечает Миронов. — Разве узнаешь его за такой срок? Кажется мне однако, что парень он скрытный, не очень разговорчивый во всяком случае.

— А ты пригласи его к себе, поговори по душам в семейной обстановке, — советует Волков. — На службе ты ведь тоже суховат, а дома, может быть, у вас и состоится откровенный разговор.

— Такие эксперименты в твоем духе, у меня же вряд ли что-нибудь получится, — неуверенно произносит Миронов, а сам думает: «А что, если и в самом деле пригласить парня на чашку чая?»

ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

В тот же вечер сидят они в квартире Михаила Ильича, но не за чашкой чая, а за рюмкой водки.

— Я надеюсь, что не порчу вас, Евгений Иванович, угощая таким крепким напитком, — улыбаясь, произносит Михаил Ильич, чокаясь с Евгением. — У вас ведь уже был хороший опыт по этой части в компании с Ленским.

— Да, кажется, я тогда немного перехватил, — смущенно признается Евгений.

— Ну, а как вы вообще к этому относитесь? Нравится вам это зелье?

— Что значит нравится? — удивляется Евгений. — Как может нравиться такое?.. Но если по-честному, то иногда хочется… Я, правда, много никогда не пил, а одну-две рюмки случалось. От этого становишься ведь очень веселым и даже каким-то неестественно смелым.

— Так и хорошо! — смеется Миронов, пододвигая Алехину закуску и наливая по второй рюмке. — Отчего же не пить, если от этого веселеешь и смелеешь?

— А я презирал бы себя, если бы действительно нуждался в такой веселости и особенно смелости! — неожиданно хмурится Евгений, решительно отодвигая свою рюмку. — Дешевка это! Дешевая веселость и дешевая смелость. Мне этого не надо!

— О, это речь уже не юноши, а мужа! — иронически восклицает Михаил Ильич. — Вы и не пейте, раз это вас унижает, а я выпью еще одну, ибо мне уже поздно презирать и себя, и особенно ее, — он кивает на графин с водкой. — Я много пил в свое время по разным причинам. Даже более того вам скажу: я вообще люблю выпить, но считаю большой победой над собой всякий день, когда не пью.

Миронов усмехается и наливает себе третью рюмку.

— Сегодня, однако, хочу выпить еще одну рюмку. А нужно мне это потому, что я в отличие от вас, выпив, становлюсь слабым, склонным к философствованию, чего обычно себе не позволяю. Я вообще не позволяю себе ничего такого, что особенно люблю. И всякий раз, когда преодолеваю это, вырастаю в своих глазах. Вижу, вам это не совсем понятно.

— Да, не совсем, — признается Евгений. — Но ведь можно же любить не только водку, но и свою работу и многое другое, хорошее, незазорное.

— Ну, конечно, Евгений Иванович! Я и люблю свою работу. Сажать жуликов за решетку — самое большое удовольствие для меня.

— Значит, вы только о слабостях?

— Ну, конечно же! И я всегда очень уважаю тех, кто одерживает победу над собой, над своей слабостью. На фронте в моей роте был солдат, не отличавшийся большой храбростью, но чувство долга у него всегда было выше его слабости. И за это я ценил его гораздо больше, чем людей храбрых от природы. Понимаете вы теперь мою мысль?

— Теперь да! Я ведь тоже все время преодолеваю в себе разные соблазны…