— Точно! — грохнули из задних рядов.
— А что? — вдруг заулыбался Теремец. — Обмозговал неплохо. К тому же учел международную обстановку. Политический деятель!
Наверное, осень — пора расставаний. Как птицы устремляются на юг, так и люди разлетаются по всему свету до новых встреч. Собрался в путь и Грач.
— У меня — птичья фамилия, — смеялся он. — Мне и сам бог велел улетать.
Мы упрашивали Грача остаться, но он заупрямился.
— Нет, родные. Все выношено: сюжет, герои, проблемы. Пора за свой письменный стол.
А перед отлетом размечтался:
— В юности нас звали с собой паровозные гудки. А теперь — гул самолетов. Люблю возбужденный гул аэропортов, улыбки стюардесс, ночные огни летного поля. Люблю, когда самолет нетерпеливо дрожит на старте, точно волнуется перед тем, как взмыть в облака.
— А помните: «полцарства за горсть родимой земли»? — улыбнулся я.
— Помню! — воскликнул Грач. — Но пора «рожать»!
Я понимал, что теперь его ничем не удержишь на заставе.
Вскоре после того как уехал Грач, лагерь геологов перебазировался на восточные отроги далекого от нас хребта.
А потом настал и черед Ромки.
День, в который мы расставались с Ромкой, был какой-то грустный и сиротливый. Неслышно раздевались тополя. Они были покорны, как робкие беспомощные дети, стыдились своих худеньких обнаженных ветвей и, наверное, с тоской смотрели на упавшие листья.
Впрочем, возможно, день был уж и не такой сиротливый, но на душе у меня было тревожно и сумрачно и потому казалось, что и солнце, медленно боровшееся с туманом, и часовой, сосредоточенно шагавший вдоль дувала, и кони, неохотно хрустевшие овсом, — все чем-то обижено и недовольно.
Ромка возился с чемоданом, Туманский, немного сгорбившись, суетился возле газика, вместе с ним копошились Наталка и Генка, предвкушавшие очередное катание, а я, присев на скамейке в курилке, обдумывал те слова, которые должен был сказать своему другу.
Мне хотелось сказать ему:
— Прощай, Ромка! Желаю тебе только одного: чтобы глаза твои и глаза тех, кто тебя окружает, смеялись. В любую погоду. Всю жизнь.
Когда же наступила минута прощания, я сказал:
— Ну что же, до встречи, Ромка.