Баллада о дипкурьерах

От коньяка Урасов отказался («голоден, опьянею»), но поел как следует.

Врач выпил коньяку и за себя и за Владимира.

— Слушай, словак, я дам тебе медикаменты на дорогу.

— Отберут всё равно.

— Не отберут, получишь охранную бумагу.

Так Урасов стал обладателем петлюровской грамоты на украинском языке. В ней говорилось, что медикаменты выданы санитарным отделом атамана Петлюры фельдшеру Браблецу для оказания медицинской помощи группе военнопленных, следующих на родину.

Урасов сразу понял, как здорово ему повезло.

С грамотой, как с палочкой-выручалочкой, он смело ходил к комендантам, всевозможным начальникам, командирам и в конце концов пересёк австро-венгерскую границу.

БРАБЛЕЦ НЕ ЗНАЕТ СЛОВАЦКОГО!

Потрёпанные и грязные пассажирские вагоны февраля девятнадцатого года. Они скрипят, покачиваются со старческими оханьями, кажется, вот-вот развалятся. Поезд идёт на Дебрецен. В вагонах — бывшие военнопленные и сопровождающие — представители австровенгерских властей. У них альбомы с фотографиями тех, кто находится в русском плену. Показывают, спрашивают: кого знаете, где он сейчас, чем занимается. Не нравятся Урасову эти сопровождающие. В Дебрецене наверняка загонят всех в «карантин», будут проверять. Когда поезд с натугой преодолевал подъём, Урасов спрыгнул, скатился вниз под откос. Были сумерки. Зашагал вслед поезду по шпалам. Накрапывал дождь. Сильней и сильней. Он лил всю ночь. К рассвету, промокший до костей, Урасов добрался до станции Горойда. Вокзал пуст. Поезд на Будапешт отправится через четыре часа. Надо воспользоваться этим временем, что бы хоть кое-как привести себя в порядок. Побродил по прилегающим к вокзалу улицам, заглянул на вокзал, купил билет. Ехать сразу в Будапешт, не зная обстановки, рискованно. Поэтому взял билет до Хатвани: там много русских военнопленных, работающих на сахарном заводе, легче затеряться в случае беды.

Наконец подали поезд. В купе сели четверо. Супружеская пара и ещё двое мужчин. Владимир бросил быстрый, оценивающий взгляд. «Срисовал», — как он говорит, то есть запомнил. Одеты хорошо. Двое мужчин — один худощавый, второй пухлый и мягкий, как подушка, — подозрительно покосились на незнакомца: его помятый, видавший виды костюм вызвал нескрываемую гримасу. У худого в петле жилета матово поблёскивала золотая цепочка часов, на пальцах толстяка — два дорогих перстня. «Ну и компания!» — подумал Урасов.

Он закрыл глаза. «Притворюсь дремлющим, чтоб не было расспросов». Всё же толстяк улучил момент:

— В Будапешт направляетесь?

— Нет, в Хатван.

В разговор вступил худой:

— Позвольте спросить, вы, кажется, не венгр?

Урасов посмотрел в упор. «Чёрт возьми тебя! На шпика похож».

— Я словак Еду в Хатван, домой, к родственникам.

И тут — надо же случиться такому! — толстяк заговорил по-словацки! А Владимир, ни одного словацкого слова не знал!

Ничего не ответил, промолчал.